Онлайн книга «Пока есть просекко, есть надежда»
|
Вся правда о человеке проявляется не в состоянии опьянения от вина, а через язык жестов во время питья. Таким образом, уверял Секондо, он, например, в состоянии безошибочно отличить жителя Вероны от жителя Виченцы, эгоцентрика от нарцисса, адвоката от зубного врача или закоренелого холостяка от авантюриста, который не знает, что его ждет завтра. – Так или иначе, сразу заметно, у кого совершенно особенные отношения с алкоголем. – Серьезно? А как насчет того парня? – прошептал инспектор Стуки, украдкой кивая на одного из посетителей. – Судя по тому, как он трясет свой стакан, он или надеется получить масло, или у него судороги. Бармен ничего не ответил. Он продолжал меланхолично протирать стаканы, глядя на них с такой нежностью, словно на старых добрых знакомых. Уже несколько дней подряд в мужчине угадывалась какая-то невысказанная боль. – Что-то не так, Секондо? – Да так… мысли одолевают, – ответил бармен, и его отяжелевшие веки вмиг прикрыли предательски заблестевшие глаза. Нет, так не пойдет, подумал инспектор Стуки. Бармен никогда не должен впадать в депрессию. Это плохая реклама для заведения. Кто захочет пить вино, от которого тебя одолевает печаль? Потому что это первое, что приходит в голову от вида грустного бармена: во всем виновато вино, которое он наливает. Не то чтобы инспектору уж очень нравились подмигивающие посетителям бармены – весельчаки и рубаха-парни: слишком фамильярные и ведущие себя так, словно они в курсе всех самых важных секретов гостей и не прочь кое на что намекнуть. Стуки предпочитал тех, которые умели держать должную дистанцию: вежливая улыбка, остроумная шутка, меткая цитата «между первой и второй»… – А я как пью? – Как будто корью заразился, – ответил бармен. 14 августа. Пятница – Чильеджоло. – У нас нет чильеджоло. – Секондо уже знал предстоящий спектакль наизусть. – Тогда бовале гранде. – И бовале гранде нет. Дальше обычно шли красное монтескудайо, черазуоло ди виттория и кариньяно дель сульчис. Но на этот раз бармен явно не был расположен к общению и оборвал разговор, налив привычное пино-нуар[2]. – Вечно в вашем заведении ничего нет! – запротестовал Пьеро по прозвищу Ной, известный в определенных кругах своей замечательной способностью безошибочно определять состав любого вина, а еще тем, что нередко от излишнего усердия ему случалось по уши налиться в процессе дегустаций. – Так что тебе мешает пойти в приличное заведение по твоему вкусу? А то здесь, я вижу, каждый пользуется привилегией критиковать и возмущаться. Любитель пино-нуар покосился на свой бокал и перевел взгляд на только что вошедшего в бар Стуки. – Я плачу, и значит, имею право возмущаться! – Это еще что за теория? – Правильная теория! – Куда катится мир? – принялся философствовать бармен. – Человек просыпается утром и выдает теорию: обо всем и ни о чем, о кризисе, о выходе из кризиса, о правых, о левых… Пьеро, теории так не рождаются, это тоже своего рода искусство, – отрезал Секондо. – Хорошо, тогда приведи мне пример правильной теории. – В период кризиса торжествуют белые вина. – А когда торжествуют красные вина? – Когда все идет отлично! – И после этого ты недоволен тем, что я пью только красные вина? – У меня есть теория о теориях, – попытался вставить Стуки. – Супертеория? – заинтересовался Секондо. |