Книга Отдаленные последствия, страница 106 – Александра Маринина

Против ожиданий, Зарубин даже, кажется, воспрял духом, услышав доклад капитана Дзюбы.

– Ну и хорошо, значит, работаем на следователя. Что он велел – то и делаем, никакой самодеятельности, все понятно?

– А группа как же?

– А так же! Без шума и пыли. Как только мы засветим свой интерес к капитану Гиндину, на нас тут же гестапо повиснет. Мы им обязаны доложить. А я пока не определился, надо нам это или нет. Каким часом оформлено задержание Очеретина?

– Вчера в пятнадцать сорок.

– Получается, дедлайн суда у нас завтра в пятнадцать сорок, ну, будем считать, что ровно в пятнадцать. На всякий случай. Минус восемь часов по сто восьмой, сколько получается?

– Семь утра, – быстро подсказал Роман.

– Вот вам и ответ. Если постановление о возбуждении ходатайства должно поступить в суд не позже семи утра, чтобы нам со сроками не пролететь, значит, сами понимаете, как дело обстоит.

Ну да, дело обстояло кисло. Согласно статье 108 Уголовно-процессуального кодекса постановление о возбуждении ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу подлежит рассмотрению судьей в течение восьми часов с момента поступления материалов в суд. А в соответствии со статьей 94 того же кодекса, если в течение 48 часов с момента задержания мера пресечения не избрана или постановление о ее избрании не получено, подозреваемый подлежит немедленному освобождению. Такое положение даже на бумаге не выглядит гладко, а уж в реальной жизни получается один сплошной крутой овраг. Именно поэтому в протоколах задержания почти всегда фигурирует попытка подозреваемого скрыться: ничего дополнительно выяснять и доказывать не нужно, можно смело засылать материалы в суд сразу же, не теряя времени. Разумеется, при условии, что у судьи не будет особенных причин проявить пристальное внимание к мелким деталям.

Барибан, само собой, хотел бы успеть предъявить обвинение и выйти с ходатайством об аресте, но тут шансы крайне невелики, поэтому нужно получить хотя бы еще 72 часа в виде продленного срока задержания, в течение которого Очеретин будет считаться подозреваемым, но уж по истечении этих жалких трех суток вариантов не останется: либо обвинение и арест, для начала на два месяца, либо свобода.

Выходило, как ни крути, что допросить Очеретина следователь должен сегодня же вечером. Но ведь Барибан сказал: завтра. Значит, уверен, что в суде проволочек не будет и даже если постановление о возбуждении ходатайства поступит в два часа дня, то к трем судья свое решение примет.

– Оно-то да, – задумчиво согласился Зарубин. – Но рисковать не будем, постараемся не тянуть до утра. Если с судом пролетим из-за сроков, нас же крайними сделают. Собирайте людей, через десять минут проведу совещание и сам тоже подключусь.

Какая же гадость эта его служба! Большой впрямую ничего не сказал, но ясно дал понять, что не намерен передавать «группу товарищей-киллеров» в «хорошие руки» человека, которому нельзя отказывать. А если не отказывать, то выход просматривается пока только один: никого не найти. Не раскрыть два таких убийства (тьфу-тьфу, не сглазить бы, чтобы только два, а не больше) никак не получится, сверху будут давить, пока все кишки из живота не выжмут. Значит, раскрыть нужно. И убедиться, что никакой группы нет. Матвей Очеретин – дурак-одиночка, убийца с принципами, миссионер. И Учитель его пресловутый – не организатор и вообще даже не живой человек, а какой-нибудь философ-идеолог из числа давным-давно почивших, типа Канта или Гегеля, а может, и еще древнее. Ну ладно, пусть не Очеретин, пусть кто-нибудь другой, не суть важно. Но одиночка. И абсолютно непрофессиональный, просто везунчик. Ведь говорят же, что дуракам везет. И новичкам в любой азартной игре тоже везет. Потому что если это было не чистое везенье, значит, имела место тщательная подготовка и сбор всеразличной информации, в том числе и о расположении работающих и неработающих камер видеонаблюдения. И тогда уж одно из двух: либо группа, либо крутой профи. Но у крутого профи должен быть заказчик, «от себя» они не работают, если, конечно, это не что-то личное.