Книга Отдаленные последствия, страница 119 – Александра Маринина

– В науке все бывает. И такое тоже. Светлана Валентиновна говорила, что Выходцев пришел к ней со своими идеями, которые она взялась разрабатывать и доводить до ума, но сам он был уже очень больным, а когда статья вышла – вообще с постели не вставал. Его указали в списке соавторов, чтобы все было по-честному. Стеклова в этом вопросе была всегда чрезвычайно щепетильной.

– А-а, понял. Жалко мужика, толковый был, наверное, раз идеи придумывал. Психолог? Социолог? Или кто?

– Философ от жизни, – усмехнулся Илья. – Вообще-то он, кажется, бывший полицейский, комиссовали по болезни, у него онкология была.

Эх, имя-отчество еще уточнить бы, но повода нет спросить, а сам Гиндин их не называет. И. А. Иван Алексеевич? Илья Андреевич? Игорь Александрович? Ну хоть бы год смерти сказал! Когда этот Выходцев помер? В том же семнадцатом, когда писалась статья? В восемнадцатом, когда статья была опубликована? Девятнадцатом? Или в начале нынешнего, двадцатого, одновременно со Стекловой? Ладно, обойдемся. И при более скудных данных людей находили.

Умер, стало быть, Выходцев И. А. Из списка потенциальных подозреваемых можно его вычеркивать.

Инга привыкла считать себя сильной. Выносливой. Способной подолгу не чувствовать усталости, не выдыхаться. Короче, ломовой лошадью. С детства гордилась тем, что мама превозносила не только ее способности, но и неутомимость. «Ингуша нам всем фору даст! Нашей семье ничего не страшно, Ингуша всех вытянет, всех защитит и спасет».

Ангел-хранитель.

А тут вдруг… Накатило что-то. Даже не физическая усталость, нет, скорее моральная, душевная. Столько лет рядом со страдающими от боли, стонущими, умирающими! Истощение, наверное. Разумеется, далеко не все домашние пациенты Инги Гесс были онкологическими больными, но ведь и те, у кого «просто спина», «просто нога» или «просто мигрень» и прочее, тоже мучаются от боли. Они тоже страдают. Им тоже несладко. И на энергетике сказывается.

Инга ехала домой, возвращалась от бесплатного пациента – шестилетнего мальчика, которому оставалось несколько месяцев жизни, и впервые за все годы думала: «Я больше не могу. У меня не осталось сил находиться рядом с горем». И в следующую же минуту она спохватывалась: ничего, ничего, вот сейчас она приедет, дома ее ждет Артем, они вместе поужинают, потом сядут рядышком на диван, включат телевизор, по которому показывают очередную базарную чушь, но смотреть не станут, звук приглушат. Обнимутся и будут разговаривать о чем-нибудь далеком от боли и смерти. Или помолчат, думая каждый о своем. И ее отпустит. Обязательно отпустит.

Артем действительно был дома, и поначалу все шло так, как ей и думалось, но потом Инга внезапно поняла, что – нет, не так. Успокоение и расслабление не приходили, зато нарастали раздражение и злость непонятно на что. Это было непривычным и странным, флегматичный и уверенный в себе Артем обычно действовал на нее не хуже успокоительной таблетки. Была в этом молодом мужчине какая-то предсказуемость, размеренность, распланированность, и эти качества всегда гасили Ингину нервозность, как уксус гасит соду. Раньше – всегда, а вот сегодня – нет. Даже прикосновение его плеча отчего-то казалось неприятным. Инга непроизвольно напрягла мышцы, словно готовясь отстраниться, и Артем, конечно же, почуял, понял, немного отодвинулся, повернул голову, посмотрел внимательно.