Книга Дебютная постановка. Том 1, страница 97 – Александра Маринина

Лариса появилась в красивом изумрудно-зеленом платье с золотистыми пуговицами на груди. Черные, как вороново крыло, волосы уложены, кончики загнуты наружу, на темени перехвачены эластичной лентой в цвет платья. Улыбка вымученная, но лицо в целом вполне обычное, даже нос обрел нормальный вид. Глаза пока еще слегка припухшие, но это ничего, пока дойдут по мартовскому морозцу до нужного подъезда, отек почти сойдет, никто ничего не заметит. Вроде и весна наступила, если по календарю, а холод стоит, как будто все еще февраль. Не зря в народе говорят: «Пришел марток – надевай семеро порток». И под ногами снег и слякоть.

Они вышли на улицу, и Михаил притормозил.

– Давай постоим пару минут, – предложил он. – Ты продышишься на свежем воздухе, порозовеешь.

Лариса молча кивнула и остановилась. Потом негромко проговорила:

– Коле не рассказывай, ладно? Все это пустое, бабское… Просто настроение.

– Конечно, я понимаю. Не волнуйся, ничего не скажу.

– Спасибо тебе, Миш.

– Да не за что – улыбнулся он. – Дело житейское.

– Все равно спасибо.

«Пора, – подумал Михаил. – Вот теперь, кажется, пришло время действовать».

* * *

Ах, как ему нравился этот сталинский дом на Ленинском проспекте! Основательный, восьмиэтажный, из категории так называемых «директорских», с толстыми стенами и высокими потолками. В «номенклатурных» домах все еще шикарнее, но и «директорский» для Михаила Губанова выглядел пределом мечтаний. По сравнению с таким домом их хрущевка смотрится собачьей конурой. Но если вспомнить жизнь в бараке, то теперь они живут просто-таки в хоромах. Мать всегда говорит, что нужно уметь довольствоваться малым и быть благодарным за все бесплатное, что дает государство: «Если лучше, чем было раньше, – то и слава богу». А вот он так не считает. Не хочет довольствоваться малым. Он хочет больше. Намного больше.

Михаил толкнул тяжелую дверь и вошел в подъезд. Дом построили еще до войны, и в самый разгар сталинских репрессий многие квартиры опустели. Здесь жили директора крупных предприятий и важные начальники, и когда такого человека арестовывали, члены семьи далеко не всегда могли оставаться в своем роскошном жилье. Жен и детей «врагов народа» выселяли в дома-общежития, а бывало, что и жену сажали, а детей отправляли в детские дома. Часть квартир, хозяева которых не провинились перед властью, так и остались отдельными, другая же часть была превращена в коммуналки. Именно в такую коммунальную квартиру и зашел Михаил Губанов, открыв дверь своим ключом.

Ну, насчет того, что ключ «свой», это, конечно, сильное преувеличение, но самому Михаилу нравилось так думать. Ключи от квартиры и комнаты передал ему друг детства, который жил здесь с матерью. Мать давно и тяжело болела, и друг Витя получил отсрочку от службы в армии как единственный кормилец матери-инвалида. А в прошлом году мать умерла, и Витька получил повестку, поскольку из призывного возраста еще не вышел. Уходя в армию, он передал Мише ключи с просьбой периодически «проведывать нору», как он сам выразился. Поливать цветы, которые любовно разводила покойная мама и избавиться от которых у Вити рука не поднималась, проверять, не потекли ли батареи. В такой версии история звучала вполне благопристойно, и Миша быстро и без труда забыл, что ни о чем таком его Витька вообще-то не просил. Наоборот, Миша сам предложил присматривать за комнатой, поливать цветы и контролировать водоснабжение и электрику.