Книга Дебютная постановка. Том 2, страница 124 – Александра Маринина

– Где как. По-разному. Случается, придешь в магазин, наберешь полную корзину, а кассирша не обслуживает, если ты без маски и без перчаток. А в других внимания не обращают. Зависит от администрации.

– Ну, чего ждем, журналист? Наливай по чуть-чуть, один глоточек, чтобы взбодриться и не простыть.

Петр послушно вскрыл бутылку и плеснул в стаканы немного коньяку. Пить совсем не хотелось, тем более в такой обстановке, но не отказывать же старику в компании. С дедом явно что-то происходит, и, если сейчас его рассердить или обидеть, он может окончательно отказаться разговаривать.

– Бутылку спрячь под куртку, – строго сказал Губанов, – нечего ей светиться. Надо будет – достанешь. Ну, давай, юноша.

– За что пьем?

– За жизнь, за что же еще? Пусть у нее все будет хорошо, и пусть она на нас не обижается.

Смысл тоста остался для Петра непонятым, но он послушно сделал небольшой глоток, мысленно похвалив себя за то, что угадал с объемом и налил так мало.

– Ты как, крепкий на алкоголь? Удар держишь? – спросил Николай Андреевич.

– Более или менее. Но сейчас не хочется, – честно признался Петр.

– Ладно, тогда не буду тебя заставлять, а то до дому не доберешься. Я-то до сих пор могу много выпить и не захмелеть, это у нас губановское, врожденное. А Юрка мой – тот вообще гигант был в этом смысле, любого мог перепить.

Вот она, прекрасная возможность, уцепившись за эти слова, вытащить Губанова на разговор о смерти сына. Петр уже открыл было рот, но вспомнил предостережение Каменской: не лезть. Ох, как же трудно удержаться и не сделать то, чего велели не делать!

А Губанов задумался о чем-то и продолжать разговор не спешил.

– Николай Андреевич, мы в прошлый раз остановились на том, что Юрий отправился в Магнитогорск, – осторожно напомнил Петр.

– Да… – рассеянно отозвался Губанов.

И снова впал в тяжелое молчание. Спустя некоторое время вздохнул и взял в руки стаканчик, стоящий между ними на скамейке.

– Налей еще, только немного.

– Можно, я не буду?

– Можно, можно, я же сказал, что не заставляю.

Николай Андреевич пил маленькими глоточками, смакуя напиток. Снова поставил стаканчик на скамейку.

– Сегодня ночью я понял, что уже все, – тихо проговорил он. – Конец совсем скоро. Мне даже показалось, что до утра не дотяну.

– Вам было плохо? – всполошился Петр.

– Нет, это не называется «плохо», – губы старика дрогнули в слабой улыбке, – у этого вообще нет названия. То есть оно, может, и есть, только я его не знаю. Ощущение неизбежности конца и одновременно покоя. И в ушах звук такой: дзинь, дзинь, дзинь – как будто рвутся струны, которые привязывали меня к жизни. В общем, не пугайся, журналист, но мне, похоже, пора. Поэтому я решил, что больше не буду тянуть кота за хвост и расскажу все, как было. Ты же не дурак, ты наверняка понял, что я тебя использую. Ведь понял?

– Нет, – соврал Петр, который, разумеется, прекрасно помнил то, что говорила ему Светлана. – В чем вы меня используете? Мне кажется, наоборот, я вас использую, заставляю давать мне информацию.

– Я тебе – информацию, ты мне – возможность рассказать о своей жизни. Взаимовыгодный обмен. – Губанов криво усмехнулся. – Моя жизнь и вообще та жизнь и то время тебе не очень-то нужны, но ты молодец, все вытерпел и не поморщился, дал старику возможность напоследок надышаться воспоминаниями. И я тебе за это благодарен.