Книга Дебютная постановка. Том 2, страница 137 – Александра Маринина

– Комитет. Тоже спит и тоже видит, как бы милицию нахлобучить. Ну, ты в курсе.

Юра молча кивнул. Про многолетнюю войну между председателем КГБ и министром внутренних дел все в милиции прекрасно знали.

– А Боронин с ними вась-вась, понимаешь? И если можно одновременно сломать Полынцева и прогнуться перед Комитетом, то он такую возможность не упустит. Но я должен тебя предупредить: будь крайне осторожен. Боронин – мужик, как мне сказали, умный и хитрый. В глаза говорит одно, а делает совсем другое. Я сам с ним не знаком, но те люди, с которыми я советовался по твоему вопросу, в один голос предостерегали.

– Думаешь, у меня есть шанс? – недоверчиво спросил Юра. – Кто я и кто он… Небо и земля.

Телегин пожал плечами.

– Ну, тут фифти-фифти, как повезет. Мне говорили, что если Боронин возьмется, то вцепится, как бульдог, и доведет до конца с фейерверком. А уж если не возьмется – не взыщи. Других кандидатов на борьбу с Полынцевым у меня для тебя нет. У него такая высота и такая репутация, что с ним никто, кроме Боронина, связываться не захочет.

* * *

Николай Губанов

Сын расстроен, это видно. Но упорно не рассказывает, в чем дело. Николай думал, что Юра тоскует по своей подружке, но, когда тот все-таки заговорил, оказалось, что дело совсем не в этом.

– Я чувствую себя предателем, – признался сын. – Я же сотрудник милиции, я погоны ношу, а получается, что если я пойду к этому Боронину, то сыграю против своих же.

– Получается, – не мог не согласиться Николай.

Просто удивительно, что Юрке этот простой факт пришел в голову только сейчас. Молодой еще, хоть и умненький, и знает немало, и уже кое-что умеет, но недостаток жизненного опыта книжками не восполнить. Опыт наживается, научить ему нельзя.

– Ты ведь не мог не понимать, когда брался за дело, что реабилитация осужденного обязательно будет связана с выявлением тех, кто виноват, кто ошибся, кто сработал недобросовестно. Под удар попадут оперативники, а не только следователь Полынцев. И Абрамяну тоже достанется. А ведь ты его с детства знаешь, он тебе не чужой. Неужели ты об этом не думал?

– Не думал, – признался Юрка. – Мне казалось таким важным сдержать слово, которое я дал Славке. Я только хотел доказать, что дядя Витя не виноват.

– Про Михаила я тебя уже предупреждал, повторяться не стану. Если выяснится, что ты прав и что твой родной дядя своими руками поспособствовал осуждению невиновного, это рассечет нашу семью на части, которые вряд ли когда-нибудь срастутся. Но если ты остановишься на полпути и предашь своего друга, тоже ничего хорошего не выйдет. Будешь всю жизнь мучиться угрызениями совести и превратишься в морального инвалида.

Юра удрученно молчал, разглядывая свою заветную тетрадку.

– Сынок, ты оказался в ситуации, из которой нет приятного выхода. Что бы ты ни сделал, как бы ни поступил – результат будет плохим.

– А если Боронин меня пошлет подальше? Тогда я с чистой совестью скажу Славке, что его отец невиновен, Астахова убил Левшин, но больше я ничего сделать не могу. Это же будет правдой. Я слово сдержал. И Славке станет легче.

Николай тяжко вздохнул и посмотрел на растянутые рукава своего свитера. Все старо как мир, точнее – как этот свитер, связанный когда-то много лет назад мамой и от многочисленных стирок ставший на два, а то и на три размера больше. Висит на массивной губановской фигуре как на вешалке, рукава сделались длинными, их приходится постоянно то подтягивать, то заворачивать, чтобы не мешали. Благородное намерение, оставаясь все тем же по сути, со временем приобретает такую форму, такой вид, что куда ни кинь – всюду клин. А Юрка еще слишком молод и многих таких клиньев не видит.