Книга Дебютная постановка. Том 2, страница 142 – Александра Маринина

* * *

В ноябре в Москву вернулся Михаил с женой и двумя детьми: маленьким сыном и новорожденной дочкой. Все получилось так, как он и говорил: повышение в должности, трехкомнатная квартира на «Войковской», всего одна трамвайная остановка до метро или несколько минут пешочком.

Собрались у Нины. Сестра благополучно развелась в самом начале лета, перестала переживать предательство мужа, похудела, осунулась, но снова была похожа на себя прежнюю: радушную хозяйку, с удовольствием принимавшую в своем доме гостей. Только улыбалась намного реже.

Михаил пришел один, без супруги: детей оставить не с кем, а приводить их с собой – хлопотно, малыши требуют внимания и не дадут спокойно поговорить.

– Через два-три дня придет контейнер с нашими пожитками, расставим мебель, разложим барахлишко, обустроимся – вот тогда пригласим вас на новоселье, – оживленно говорил он, сияя довольством и самоуверенностью.

Попозже, когда братья и сестра выпили, наелись и расслабились, подтянулся Юра и с жадностью накинулся на еду. Кулинаркой Нина была отменной, прошла школу Татьяны Степановны. В юности она терпеть не могла стоять у плиты и под любыми предлогами увиливала от готовки, но уметь – умела. Застолье получилось веселым, Губановы много смеялись, каждый старался рассказать что-нибудь смешное или хотя бы забавное. Вспоминали родителей, какие-то давние случаи, Юркины детские проказы, Ниночкиных ухажеров тех времен, когда она еще не была замужем.

– Нин, а правда, что ты в молодости готовить не умела? – спросил Юра с набитым ртом. – У тебя все такое вкусное, что невозможно поверить.

– Когда?! – с деланым негодованием заверещала Нина. – В молодости?! Да как ты посмел, щенок? У меня что, по-твоему, сейчас уже старость?

Николай Андреевич тихонько прыснул. Сестре всего тридцать четыре, вся жизнь, в том числе и личная, еще впереди, а Юрке, который на десять лет младше, она кажется чуть ли не старухой.

Юра принялся извиняться, все хохотали, Михаил тут же рассказал о нескольких случаях, когда из-за лени и нерадивости сестры братья оставались голодными. Одним словом, хороший получился вечер. Теплый, славный, радостный. Настоящий семейный.

Николай Андреевич остро ощущал каждую минуту, каждую секунду этого вечера и наслаждался. В следующий раз они соберутся уже у Миши, там будет не только его жена, но и какие-то гости, и таких замечательных посиделок точно не получится. И неизвестно, когда им снова удастся вот так легко, уютно и раскованно побыть вместе, посидеть за одним столом, поговорить, посмеяться…

– Я как будто предчувствовал, что это в последний раз, – сказал Николай Андреевич. – Больше такого не случалось. Я почему-то всегда заранее чую этот самый последний раз, неоднократно замечал. Вот все вроде бы хорошо, ничто, как говорится, не предвещает, а вдруг такая тоска накатит, такая душевная боль… И появляется откуда-то ощущение, что больше так хорошо не будет. Трудно объяснить. Помню, в тот вечер я еще удивился, что Мишка вроде как сам на себя не похож, ни одного едкого замечания, ни одного подкола ни в адрес сестры, ни в адрес Юрки, ни в мой. Так удивительно было! Я решил, что Мишка изменился, брак пошел ему на пользу, детки опять же, смягчился, наверное. Дурак я был. Словно и забыл, как он незадолго до того Нинкин развод устраивал и как разговаривал со мной. Думал: хорошо, брат вернулся, подобрел, помудрел, еще одна родная душа будет рядом, жизнь налаживается. Ну а потом – месяца не прошло – случилась беда. Славик Лаврушенков убил следователя Садкова.