Книга Человек, который не спал по ночам, страница 22 – Дэвид Хэндлер

Хог: И как же получилось, что вокалистом стали вы?

Скарр: Рори не хотел петь. Считал, что это слишком бабское.

Хог: Вы говорили об имидже.

Скарр: Да, точно. Остроносые черные туфли, винклпикеры. Черные кожаные куртки. Розовые рубашки и носки.

Хог: Стильный прикид.

Скарр: О-о-о-о, да, это точно, мы были настоящими стилягами, с испанскими акустическими гитарами, прыщавые, обоим по двенадцать-тринадцать лет. Самое что ни на есть двойное лихо.

Хог: А что обо всем происходящем думали ваши родители?

Скарр: Они всегда считали, что из меня ничего путного не выйдет, ну вот и получили тому доказательство.

Хог: А что вы скажете о своих одноклассниках? Что они о вас думали?

Скарр: Что мы хулиганы и фанаты рок-н-ролла. А вот телочки меня удивили. Они впервые стали обращать на нас внимание — на нас! На двух гопников в дешевом прикиде. Отчасти потому, что знали — их за это папа с мамой по головке не погладят. Отчасти из-за тех самых тесных штанов. (Смеется.)

Хог: Вы упомянули Литла Ричарда. Он оказал на вас серьезное влияние?

Скарр: Я уже говорил, что брат Рори, Боб, служил в Бремене. Когда он дембельнулся и вернулся домой, мы ему рассказали, что тащимся от Элвиса и Билла Хейли. А он нам говорит, что если так, то пора послушать действительно стоящую музыку. Сказал, что это вовсе не Билл Хейли сочинил Shake, Rattle and Roll — это работа Джо Тернера. И достает целый, блин, чемодан пластинок чернокожих музыкантов, о которых мы вообще ни сном ни духом. Кого там только не было. И Литл Ричард, и Чак Берри, и Фэтс Домино, и Джеймс Браун, и Элмор Джеймс, и Мадди Уотерс. Записи чикагской студии «Чесс» и «Сан» из Мемфиса. Ритм-н-блюз, Хогарт. Оказалось, что тот рок-н-ролл, что мы слушали, по большей части — просто прилизанный ар-н-би для белых. Тут все было куда круче и грубее Элвиса. Мы, конечно, просто охренели. Запилили эти пластинки вконец и поехали в Лондон искать еще. Кое-что отыскалось в комиссионках — подержанные пластинки Отиса Спэнна, Бо Диддли, Ти-Боун Уокера…

Хог: Неужели в Англии кто-то слушал тогда ар-н-би?

Скарр: Корешок, да тут тогда о нем и не слышали. Ну, за исключением таких, как мы. В школе были и другие пацаны, которые играли скиффл, сбивались в группы. И вот когда нам с Рори стукнуло четырнадцать, мы решили, что настала пора создать свою собственную.

(конец записи)

(Запись № 3 беседы с Тристамом Скарром. Записано в его апартаментах 21 ноября. Одет во фланелевую рубашку и выцветший джинсовый комбинезон. Ему явно не терпится поговорить.)

Скарр: Я забыл кое о чем упомянуть. Речь идет обо мне. Тебе непременно нужно это знать.

Хог: Слушаю.

Скарр: Я могу поднять бровь. Одну. (Пауза.) Видишь?

Хог: А другую?

Скарр: Другую бровь?

Хог: Другую поднять можете? Отдельно.

Скарр: Нет, она вообще ни с места. (Пауза.) Хочешь сказать, что можешь поднимать обе брови по отдельности? (Пауза.) Твою же мать, а!

Хог: Итак, вы решили сколотить группу, чтобы играть рок-н-ролл. Зачем?

Скарр: Чтобы клеить телочек.

Хог: Других причин не было?

Скарр: А этой что — мало? Первым делом мы стали ломать голову над названием. Без названия ведь никуда, верно я говорю?

Хог: Знаете, слушаю и не перестаю удивляться, что вы с Рори вели себя как дети. А потом вспоминаю, что вы и были детьми.

Скарр: Это да. Так вот, к выбору названия мы подошли со всей серьезностью. Выдумали кучу вариантов: «Отчаянные», «Бунтари», «Ураган», «Непокорные», «Грубияны». На этом мы и сошлись. На «Грубиянах». Название звучало… ну, как сказать-то?..