Книга Долг шантажом красен, страница 41 – Татьяна Первушина

Батон, не спеша, закурил, посмотрел на меня и изрек:

– Ведь говорил же я тебе, чертова кукла, не суйся ты в это дело. Плохо закончится. А тебе все неймется.

Я зарыдала в голос. Несправедливые обвинения и подозрения – что может быть горше? Это было как раз то, что и подвело мою издерганную за последние дни нервную систему к настоящей истерике.

– Ну-ка сейчас же прекрати нюниться! – рявкнул Батон. – На-ка, выпей воды, – и он протянул мне стакан и бутылочку минералки.

Автоматическими движениями я налила себе глоток воды и отпила немного. Легче мне, правда, не стало. Но слезы как-то сами собой улетучились. Внезапно мне стало все равно, что подумает обо мне этот злющий следак, и я затарахтела:

– Между прочим, пока вы тут из меня убийцу мастерите, я узнала много ценного из разговора с Галиной Александровной.

– Ну и что такого ценного ты узнала? – с интересом взглянул на меня Соловьев.

– Во-первых, то, что детей Дарьи никто не выкрадывал. Их преспокойненько вывез первый муж Дарьи, Антон. И было это за день до убийства Никиты, часа в два ночи. Он заехал за ними на такси, посадил на заднее сиденье, сам уселся вперед, и они уехали. Дети вели себя превосходно. Вот только не ясно пока, куда он их вывез.

Видя удивление следователя, я приободрилась и продолжала:

– Во-вторых. За пять или десять минут до того, как я принесла Дашке деньги в тот незабвенный вечер, к ней в квартиру вошла какая-то тетка в песцовой шубе. Это тоже видела в «глазок» «учительница». Она мне об этом и рассказала, пока варила супчик на кухне. Между прочим, даже чаю мне не предложила. А то бы вы «отоварились» отпечатками моих пальцев.

Увидев нахмуренные брови Соловьева и поняв, что «перегнула палку», я осеклась было, но уже через секунду снова забормотала:

– Кроме того, Галина Александровна уезжала в гости к своей сестре, живущей в Подмосковье, и оставалась у той ночевать, поэтому в день убийства Никиты ее дома не было. Так что я ушла, можно сказать, «не солоно хлебавши», – с достоинством закончила я свою речь.

– Ладно, твою информацию мы проверим. Похоже, что ты не врешь. Мне ребята докладывали, что в день убийства Никиты Слепянского этой соседки дома не оказалось… Ладно. Хорошо, что хоть ты жива осталась, – устало улыбнулся Соловьев, становясь снова знакомым толстяком-«Батоном». – А то бы и тебя, глядишь, хренакнули электрошокером, – снова почему-то завелся он.

Промолчав на эту тираду и вновь обретя «статус неприкосновенности», я рискнула выдвинуть свою версию убийства Дашкиной соседки.

– А может такое быть, что Галина Александровна после моего визита к ней решила проявить бдительность, но «переборщила»? Что если после моего ухода от нее она услышала шаги на лестнице (или хлопок двери в подъезде) и вновь припала к «глазку»? А потом, когда увидела, что кто-то стоит у Дашкиной двери, осмелела настолько, что открыла дверь и напрямую спросила человека о том, что он здесь делает? А тот (или та), не задумываясь, проскочил к ней в квартиру и шарахнул ее электрошокером?

Глаза Батона стали мутными. «Ушел в себя, – подумала я, – буду завтра», – но даже не улыбнулась собственной шутке.

– Вполне может быть, – разрядил вдруг тишину Соловьев. – Вполне может быть. Но ты не расслабляйся. Соседи-то видели тебя, а не кого-то там еще, – ошарашил он меня вновь.