Онлайн книга «Переиграть Афродиту»
|
Когда третий голос поет, он ничего не рассказывает. Не такое у него тогда настроение. Но Персефоне нравится песни, нравится их слушать. Песнь про Гэсэр-хана («тридцать славилось ханов…») он поет в три приема, и Персефона слушает. Второй голос слушает тоже, царица слышит его дыханье, и только появление четвертого голоса заставляет второй и третий исчезнуть. Тогда снова становится больно, горько и обидно, и Персефона стремится спрятаться от четвертого голоса, разговорах о материнской любви и истеричных слезах. В какой-то момент она вдруг осознает, что стоит у черты. Стоит — и боится перешагнуть, потому что там, впереди, в бархатистой тьме зарождается жизнь, и тьма уже становится чем-то иным. Потому, что шагни — и уже не выплывешь, не вернешься. Но стоит ли возвращаться? Стоит ли? Стоит?.. Но тут снова появляется третий голос, и снова начинает петь, и Персефона невольно прислушивается. Речь в этой песне идет о незабвенном Гэсэр-хане, герое предыдущей песни, который полюбил прекрасную воительницу Другмо. Но воительница Другмо не спешила отвечать на чувства Гэсэр-хана, она не понятно с чего влюбилась в его лучшего друга, шамана из далеких земель, который ее не любит, а любит только свободу, снег и метель. И Другмо ему ну вообще незачем, да еще и перед Гэсэром неудобно. И вот Гэсэр-хан и его друг-шаман начинают строить козни и придумывать коварные планы, чтобы Другмо разочаровалась в шамане и оценила наконец Гэсэра. Получается у них с переменным успехом — Другмо влюбляется в Гэсэра, но считает себя обязанной принадлежать шаману, который когда-то исцелил ее раненого отца. Вдобавок ее похищают дэвы, чем путают планы друзей, и Гэсэру с шаманом выступают в поход, попутно совершают кучу подвигов и наживают столько же неприятностей. Огребает в основном шаман из-за своего мерзкого характера и желания не афишировать свое участие в подвигах чтобы не впечатлить Другмо еще больше. Гэсэр-хан тоже от шамана не отстает, и желание друга «не привлекать к себе внимание» не разделяет, полагая, что тот заслуживает место в легендах. Персефона слушает и не может оторваться. Она даже отступает от черты, потому, что там звуки смазываются, а она не хочет пропустить ни слова. Но тут снова появляется четвертый голос. Врывается в песню, обрывает мелодию властными комментариями о том, что «чем петь, лучше бы думал, как ей помочь». Третий голос продолжает петь так, словно не замечает четвертый. О, Персефона тоже хотела бы его не замечать. Не слышать истеричных воплей о том, что третий — чудовище, и он виноват во всем, решительно во всем. Ведь если бы не он, четвертому голосу не пришлось бы искать героя, который взял бы в свои руки ее, Персефоны, счастье. Не пришлось бы выращивать те цветы. «Из-за тебя, подземная сволочь, я отравила свою любимую дочь…» «Замолчи!..» — обрывает ее третий голос. Оборвешь такое, как же. Проще бежать. «Из-за тебя мне пришлось лишить ее божественной силы! Из-за тебя…» «Молчи! Не при ней!..» «Не смей затыкать…» — вопит четвертый голос, и Персефона вдруг ощущает мощный аромат трав и цветов. Не тех цветов, которые душили ее. Не тех, которых лишали сил и затягивали в облако пушистой тьмы. Других. Но ей уже не важно, тех или не тех. Она задыхается этим ароматом, захлебывается ощущением боли и бессилия. Она пытается заслониться облаком тьмы, но запах и звук (о, эти пронзительные обвиняющие вопли, острым ножом вонзающиеся в барабанные перепонки!) гонит ее прочь. Прочь! |