Книга Дочь Деметры, страница 58 – Мария Самтенко

Кора устроилась на вертящемся стуле рядом с огромным железным шкафом и приготовилась слушать.

Слушать молчание.

Чьи-то негромкие шаги, и звон металлических крыльев Таната, и его скупой вопрос про коньяк, и что-то страшное, страшное, страшное в тихом голосе штурмана:

— Там были живые.

Кора выскользнула из-за ширмы и молча прижалась к Аиду Кроновичу, вцепившись в его чёрный мундир — быстрее, чтобы он не сказал ничего лишнего. Она не хотела подслушивать. Не его.

Тёмные глаза штурмана расширились в изумлении; свободной рукой он чуть отодвинул Кору. Он, кажется, хотел что-то сказать.

Не мог? Он?

— Если вы хотите побыть тут, с Танатом, я пойду к Деметре, — торопливо забормотала Кора.

Штурман кивнул, и она выбежала из отсека. Дверь закрылась не сразу, и она все-таки что-то слышала. Или нет?…

Нет, кажется, это было потом.

Был уже поздний вечер, но Кора не хотела идти к Деметре — она вернулась к каюте штурмана и свернулась клубочком на полу рядом с дверью, проваливаясь в короткий сон.

Ей снились неровные шаги штурмана; и как он подхватывает её на руки, и шепчет на ухо, пока открывает дверь и переносит через порог:

— Там были живые. Я мог почувствовать это раньше … я мог попытаться…

Утром они пили кофе из синтезатора, и штурману, кажется, было лучше. По крайней мере, он спокойно рассказывал о вылазке на корабль, цитировал по памяти бортовые журналы погибшего звездолета и говорил о том, что вместе с изголодавшемуся по свежему мясу огромному кому жрущей протоплазмы, катающемуся по кораблю, под удар ликвидационной команды попали люди, спящие в анабиозных капсулах.

— Конечно же, нужно сначала полазать по капсулам, а протоплазма пока пусть жрет экипаж, — фыркала Кора. — И, знаете, чем больше во Вселенной жрущей протоплазмы, тем она интересней. Звучит цинично, но эти, из капсул, должны быть счастливы, что не стали раствором.

— Я был уверен, что ты так скажешь.

Торжественная часть Осеннего бала начиналась в полдень — в этом, кажется, было что-то сакральное. Кора надела новое красивое платье, уложила волосы и, повертевшись перед большим зеркалом в каюте Деметры, украсила шею её изумрудным ожерельем.

Кроме нежного ожерелья мать предложила ей свои туфельки — они решили не покупать новые ради одного вечера. Кора отказалась. Она считала нецелесообразным надевать высокие каблуки под платье в пол. К тому же «туфельки» выглядели так, как будто в них танцевали все клоны Коры за последнюю сотню лет.

— И как же ты собираешься танцевать? — возмущалась Деметра. — Мы что, зря три недели учили вальс?

Да, они действительно разучивали вальс и ещё несколько танцев, причем Деметра называла этот процесс «освежить в памяти». Якобы Кора умела танцевать раньше, и просто забыла все эти навыки, когда легла в анабиоз прошлой осенью.

Впрочем, теорию танца она знала прекрасно. Танца! С полсотни различных танцев, информацию о которых ей загрузили, как очевидно, вместе со знанием биологии. Раньше все это представлялось ей бесполезным, но после трёхнедельных пыток вальсом Кора поменяла свое мнение. Танцы с Деметрой не были бесполезны — они были чудовищны. Она с куда большим удовольствием потратила два часа ежедневных занятий танцами на чтение книг, но мать настаивала, и Коре не хотелось проводить свои последние дни в ругани.