Книга Истинные (не) изменяют в марте, страница 129 – Мария Самтенко

И добавляет:

– У кого-нибудь есть возражения? Госпожа Марианна? Прекращение по таким основаниям допускается только с вашего согласия.

Я снова встаю, стискиваю пальцы, чтобы сдержать дрожь, и окидываю взглядом зал заседания. Толпа народа не в пример больше, чем в прошлый раз. Вижу мать-настоятельницу, снова в оранжевом – она улыбается мне успокаивающей улыбкой. Рядом сидит господин Летификус.

Ищу взглядом моривилльского судью – и нахожу его в задних рядах, возле прохода.

Я не могу рассмотреть глаза Гейдена Ауруса. Городской судья сидит слишком далеко. Вижу только, что его голова склонена, а пальцы стискивают спинку скамейки в следующем ряду.

Кажется, я отрезала бы себе руку, лишь бы узнать, что он чувствует.

И все же когда Гейден поднимает голову, и, кажется, вот-вот посмотрит на меня, я отворачиваюсь и ищу взглядом Реналя.

Вот только на этот раз я не вижу его в зале.

Потому, что он знает то, что я знаю.

– Госпожа Марианна? Почему вы молчите? Вы не согласны с прекращением дела о мошенничестве и подделке метки истинности?

Голос королевского судьи нельзя назвать теплым, вот только он и вполовину не такой ледяной, каким был когда-то голос Гейдена Ауруса. И этого судью я не боюсь.

Поэтому смело поднимаюсь со скамьи подсудимых и отвечаю, глядя ему в глаза:

– Нет. Я не согласна.

– Уважаемый суд, я действительно не подделывала метку истинности. Но это не значит, что мошенничества не было. Если позволите, я расскажу, как все было.

Судья смотрит на меня. Потом переводит взгляд на следователя, и тот пожимает плечами:

– Понятия не имею, о чем идет речь. Но учитывая все беспокойство, что мы причинили госпоже Марианне необоснованным подозрением, я не вижу ничего плохого в том, что она выскажется.

– Прошу вас, госпожа, – кивает судья. – Мы слушаем. Если кому-то ваш рассказ покажется длинным, это лицо вольно в любое время покинуть зал.

Я складываю руки на груди, чтобы не было видно, как меня трясет.

– С вашего позволения, начну издалека…

Реналь Аурус всегда был любимчиком – сначала рано погибшей матери, потом отца, потом теток и даже своего сурового, скупого на эмоции дяди.

Ему все доставалось легко. Деньги? Пожалуйста. Красивые вещи? Вот вам сколько угодно. Образование? Какое хотите. Ах, вы никакое не хотите, вам милее жизнь богатого повесы? Хочется женщин, вина и развлечений? Тогда вот вам университет, куда можно приходить раз в неделю. Что еще хочется? Любовь? Вы познакомились с какой-то юной актриской и желаете сочетаться с ней браком?

А вот тут, дорогой Реналь, извините.

Женитьба – это хорошо, но вы наследник богатого и знатного рода. И вы чуть ли не с детства помолвлены с девицей благородных кровей. И не женаты вы только потому, что ее родители уговорились с вашим дядей подождать, пока вы и невеста не получат дипломы. А потом все, законный брак.

Так что, простите, никаких вам актрисок.

Ах, вы ее любите? А что, кто-то против? Любите себе на здоровье, но без свадьбы. По нашим временам чуть ли не каждый второй аристократ имеет толпу фавориток, и всех все устраивает.

А если вас не устраивает, и вы всерьез настроены связать свою жизнь с Виолеттой, то добрый дядя-судья лишит вас папиного наследства. Потому что тот, хорошо зная отпрыска, позаботился о том, чтобы в завещании было написано: Реналь Аурус вступает в наследство только после женитьбы на определенной девице. В противном случае он этого наследства лишается. Нет, там, конечно, есть небольшая отсылка на статью Семейного кодека о договорных браках, где прописаны случаи, когда брак срывается не по вине жениха. Юристы все-таки завещание составляли, подумали о тех случаях, когда договорной брак не может быть заключен по объективным причинам.