Книга Истинные (не) изменяют в марте, страница 81 – Мария Самтенко

Прислушиваясь к обеспокоенному Айку – что-то они все застряли там, в холле, и я, кажется, еще слышу голос семейного врача Аурусов – я дохожу до кабинета судьи и заскакиваю в шкаф. Шутки шутками, но в ванне у судьи я уже побывала, а тут еще нет. Главное, случайно не забрести в Нарнию!

И вот я сижу между костюмами, мантиями, верхней одеждой и слушаю, как врач проводит Гейдена Ауруса мимо шкафа, отводит в спальню, помогает лечь в постель.

И все время пытается разобраться, что за сломанный артефакт обнаружился на шее у судьи. А тот говорит, что не помнит, хоть убей. Защитный, наверно.

Наконец они прощаются.

– Вот, теперь отдыхайте. Вам нужен сон.

Вскоре шаги доктора удаляются. Я тоже собираюсь идти. Тихо вылезаю из шкафа. И…

– Госпожа Марианна, будете уходить, заберите ваши перчатки из сейфа, – летит в спину голос судьи. Холодный и… безразличный, что ли. – Ключ в среднем ящике письменного стола.

Помнится, на балу Гейден Аурус разговаривал со мной по-другому. Голос был теплее градусов на десять. Не знаю, шкалу, что ли, для него придумать? Но самое удивительное, что судья вопреки обыкновению не задает тысячу вопросов. Сразу как-то хочется проверить, а живой он вообще, или некроманты подняли его в качестве зомби. Но не с душой, как Персика, а только для функции «отправлять на каторгу».

В любом случае, уходить молча уже невежливо.

Заглядываю в полуприкрытую дверь: так, лежит в постели, съежившись под одеялом, точно от холода – хотя в доме у Аурусов тепло. Поверх накинуто покрывало, каким обычно застилают кровать. Это что, озноб? Но ведь врач сказал, что температуры нет – я сама слышала.

– Может, я в другой раз заберу перчатки? – смущенно говорю я, держась за дверную створку. – Не хочу оставлять свои отпечатки пальцев на вашем сейфе.

– Да, спасибо.

А почему, собственно, «спасибо»? Что я не стала заставлять его встать и подойти к сейфу?

Продолжаю рассматривать судью, благо врач не стал задергивать шторы.

Так вот, если раньше Гейден Аурус выглядел как жертва некромантии, то теперь так, будто некромант про него забыл. Недельки этак на две… ладно! Все не настолько плохо! Просто ужасно измученный и уставший вид.

Почему мне кажется, что это спокойствие не к добру? И что сейчас нельзя оставлять его одного?

Вот только моей храбрости хватает только на то, чтобы сделать шаг вперед – всего один шаг! – и посмотреть моривилльскому судье в глаза.

Так странно.

Кажется, радужка у него была темнее. Серый цвет с холодным синеватым отливом, как и у Натаниэля. А теперь глаза судьи словно посветлели по краям, и больше всего это похоже на…

Лед.

Лед, намерзающий на озеро начиная с берегов, высветляющий ровную водную гладь.

У тяжело больных людей взгляд мутнеет, но тут будто что-то другое. Ему бы мага позвать, а не врача. Раз уж тот ничего особенного не нашел.

Где-то в доме хлопает дверь, и я вздрагиваю. Наваждение спадает – нужно уходить, я ведь и так что-то увлеклась. Не стоит так нагло рассматривать постороннего человека. Даже из благих побуждений.

– Ну все, я пойду, – бормочу я, – поправляйтесь.

– Спасибо.

Я бы подошла ближе и поправила покрывало, но это уже перебор будет. Пусть этим занимается любимый племянник. Ну, условно любимый. И точно не любящий, если верить и словам Виолетты, и собственным глазам.