Книга Наследница старой башни, страница 15 – Полина Ром

-- Ну, скажем, по три золотых в год. Элли, на данный момент, нет еще и пяти, если я не ошибаюсь… – он вопросительно глянул на меня.

Я в душе благословила Лесту за разговорчивость и подтвердила:

-- Не ошибаетесь, только осенью ей будет пять лет.

-- Ну вот, значит тридцать шесть золотых получается. Это даст вам еще года четыре достойной жизни. А там, глядишь, вы и сможете устроить свою жизнь с новым мужем, – от своих слов он смутился, вспомнив, очевидно, что я вдова, и хрипловато произнес: -- Простите, госпожа Любава, боюсь я несколько не деликатен. Если хотите, я обговорю с вашей сестрой все это до вскрытия завещания.

-- Спасибо за заботу, но не стоит торопиться, мэтр Фонкер. Мне нужно подумать.

Еще шесть дней я жаловалась доктору на слабость и головокружение. И в общем-то не врала. Ну, почти. Главное, что я ни на секунду не желала остаться с сестрицей наедине. И Леста в этом мне охотно помогала.

На седьмой день к вечеру, решив, что «клиент созрел», я попросила служанку пригласить ко мне баронессу. Сестрица и так бесилась, что не может со мной поговорить, а уж когда я ее сама позвала, явно испытала некоторую растерянность. На это я и рассчитывала.

Я не стала дожидаться от нее вопросов и предложений, а просто спокойно выложила ей свое условие:

-- По четыре золотых за год. И не вздумай торговаться, иначе я просто не возьму девочку.

Я с удовольствием наблюдала, как она краснеет и не решается начать орать. В общем-то, цен ни на что я пока так и не выяснила, опираться приходилось только на слова мэтра Фонкера, но на всякий случай добавила один золотой в год – денег много не бывает.

За эти дни я успела узнать довольно много. Из разговоров с Лестой, из почтительной беседы с еще одной служанкой Китти, из небольшого и тайно предпринятого похода на кухню. Там я, кстати, увидела девочку. Хорошенькая, но перепуганная малышка. Она сидела в углу на куче соломы и играла небольшой деревянной чурочкой, на которой кто-то неумело вырезал грубое подобие лица.

Элли не выглядела голодной или слишком грязной, но было понятно, что ребенку здесь не место. Крупная дородная повариха Рена торопливо говорила мне:

-- Первые-то дни все плакала и плакала… А потом вот замолчала. Да так и не разговаривает. И есть не просит, и пить. Что и делать с ней, ума не приложу!

Леста, придерживая меня за локоть, часто и согласно закивала головой и с жалостью добавила:

-- И ведь не боится мужа-то! Против воли его все и делает!

-- И-и-их… -- безнадежно махнула пухлой распаренной рукой Рена. – Оне так и не просыхают, как приехали. Кажинный день новый бочонок открываем, а к вечеру уже и пусто. А эта… -- она торопливо оглянулась на остальных работниц, занятых своими делами, и зашептала: -- Вчерась посылала опять за вином в город. Цельную подводу привезли. Этак ему никакой дохтур не поможет.

Баронесса Белинда фон Розер действительно была моей сестрой. Двоюродной. Мои родители умерли давно, и я росла на правах воспитанницы в доме ее матери-вдовы, госпожи Нюре.

Там к Любаве и приставили в качестве служанки Лесту. Семья была небогатая, но вполне почтенная. У Любавы было свое приданое, пусть и не большое, так что обе девицы могли рассчитывать на приличный брак.

В семнадцать Любавиных лет нас, сестёр, возили на бал в герцогский город Энкерт, где и представили добропорядочным холостякам. Семнадцать здесь – возраст замужества.