Книга Наследница старой башни, страница 31 – Полина Ром

Я растерялась, а женщина, держась за щеку, продолжала причитать:

-- Экая вы ладная выросли-то, госпожа! Я-то вас помню малюткой еще! Еще с родителями вы тут жили, такая-то красавица маленькая были – на загляденье. Малину я вам носила в замок-то, аль не помните?

-- Не помню. Слишком маленькая, наверное, была, вот и не запомнила.

-- Ну, это ничего. Да вы шубку-то скидайте, уж не побрезгуйте взварцу испить! Морозит еще ночами-то. Поди, озябли?

Пока нас усаживали за стол, который суетливая хозяйка застелила белой льняной скатеркой, я оглядывала комнату. А уютно здесь! На окошечках белоснежные занавесочки до середины стекла, даже вон с кружевным краешком. На полу половики: такие же дорожки самодельные, как у нас стелили раньше. Из старья делают, пестренькие и чистые.

Даже на табуретки, которые хозяйка подвинула мне и мужу, сделаны лоскутные коврики. Леста осталась стоять у двери, ей табуретку хозяйка прямо туда поставила. Пусть мне было неловко, но я понимала: то, что я за стол к ним села – это честь для старосты. Горничная моя со мной сидеть не может. Это дома, где никто не видит, я с ней за одним столом могу сидеть. А на людях нет.

Вообще в доме чисто, полы метеные, даже дрова у печи не накиданы, а сложены аккуратно стопочкой. В дальнем углу виднеется кровать под серым покрывалом. И две двери, которые ведут, похоже, в другие комнаты. Так что не совсем уж убого живут.

Да и стол накрыла хозяйка не так и бедно. К взвару поставила и меда мисочку, и с маслом плошку. Масло чуть солоноватое, но вкусное. Я не удержалась, хоть и не голодная была: больно хлеб вкусный оказался. Сама она за стол так и не села, скрипнула одной из дверей и ушла туда.

Пронт пил горячий взвар, отдуваясь и шумно прихлебывая из чашки, вытирал крупный пот белой тряпицей. И только усидев вторую кружку, сказал:

-- Ну, теперь и поговорить можно. Вы, госпожа, сюда надолго ли наведаться решили?

-- Я на совсем приехала. Жить здесь буду.

-- Вона оно как… -- задумчиво сказал староста.

Неприятный мужик староста оказался. Рассказывал, как худо живут все, какая здесь земля негожая:

-- Почти ничего на ней не родит, госпожа. Валунов много. Деревья растут-растут, а года в три-четыре: раз, и в несколько дней завяло. Это значится, до каменной подушки дошли корни, дальше и расти некуда. Не все этак, но туточки не угадаешь, где сажать. Как повезет. И таких много у нас, так что и сад тут тож не развести.

-- А с чего тогда живут селяне?

-- Кто около чего вертится,– неопределенно пожал он плечами.

-- Ты вот, Пронт, не бедствуешь и не голодаешь. Твоя семья с чего живет?

Он посопел и стал перечислять, загибая толстые пальцы:

-- Овечек трех держим, кур десяток и корову: молочко то исть в дому есть, сыр и яйца. Девки две у меня – кружево плетут. По весне везу их в город, тама продают, вот и деньга. Пусть и малая, но сколь есть. Огородец небольшой держим, но туточки только на поесть и выращиваем. Урожай выходит сам-два, редко когда сам-три получается. Малость подрабатываю на гончарном круге. Но туточки не больно выгодно. Господский лес худой очень, да и зорить его я не даю – не наше, а дрова сюда везти больно дорого.

-- Почему же дорого? Я вон крыши замка с башни видела. Сколько времени занимает путь? За полдня можно доехать.