Книга Сестры Ингерд, страница 20 – Полина Ром

Сперва с нас сняли халаты и ночнушки, благо печку уже растопили, и в комнате было не так прохладно. Затем одели те самые коротенькие сорочки из сундука прямо на голое тело. Работали Бруна и Луиза почти синхронно. Было понятно, что процесс им вполне привычен и отработан до мелочей.

Потом натянули вязаные простые чулки чуть выше колена, а сверху вторые, уже шерстяные. Закрепили тугими лентами сверху, плотно замотав вокруг ног. Затем последовательно, одну за другой, нацепили две юбки: одна чуть длиннее колен, из тонкого ситца или чего-то похожего, вторая из тяжелого толстенного сукна и длиной до середины икр. Потом одели что-то вроде тонкого шерстяного свитера в обтяжку с рукавами до локтей и большим вырезом. Затем беленую плотную блузу из льна с длинными рукавами. И только потом на все это барахло – тяжелое платье из мягкой шерстяной ткани. Но эта была еще даже не середина процесса…

Бруна метнулась за дверь и принесла две пары тяжелых огромных сапог с мехом внутри. На каждую из нас нацепили еще по паре шерстяных носок и только потом одели сапоги. Служанки долго возились, подгоняя ремешки на голенище. Ширина голенища именно так и регулировалась -- тремя ремнями. В расстегнутом виде сапоги просто свалились бы с нас.

Следом на каждую накинули шерстяной платок, огромный и неприятно пахнущий, и, скрестив концы его на груди, завязали узлом на лопатках. Еще один тонкий платок повязали на голову по-деревенски. И только потом нацепили что-то вроде кроличьих меховых капоров с пришитыми к ним пелеринами. Между тем ни трусов, ни панталон так и не появилось.

Мы с сестрой беспомощно переглядывались, не понимая, как в этом всем можно двигаться. Под всей кучей одежды мы обе оставались голозадыми. Кроме того, нам становилось жарко.

Последним штрихом стали совершенно неподъемные тулупы в пол. Поверх тулупов, где-то в области талии, нас опоясали кожаными ремнями и стянули всю эту груду шмотья.

-- Пойдемте, барышни миленькие. Пойдемте, – ласково приговаривала Бруна. – Я вас в возок посажу, а Луиза сейчас быстренько и оденется.

За дверью раздались тяжелые шаги. И басистый мужской голос произнес:

-- Я за вещами пришел… Входить, что ль?!

Бруна распахнула дверь, и мы с трудом протиснулись мимо огроменного бородатого мужика в таком же, как у нас тулупе, только нараспашку.

– Доброго утречка, барышни, – пробасил он.

– Доброго… – нерешительно ответила я, а Анжела что-то невразумительно буркнула.

Служанка провела нас по длинному коридору с несколькими дверями. На стене в кованом бра вяло горела единственная свеча. Потом мы спустились по узкой неудобной лестнице со второго этажа и попали в темное помещение со столами, где слабо мерцал один единственный источник света. Тут эта самая Бруна подхватила с одного из столов шерстяной платок, накинула себе на плечи и двинулась в конец помещения. Вывела, наконец, на улицу, освещая нам путь каким-то старинным светильником: стеклянным шаром, оплетенным медной сеткой.

-- Мама дорогая…! -- первый раз за всю жизнь наши мысли с сестрой сошлись полностью и абсолютно.

На улице стоял довольно сильный мороз, а в деревянные открытые сани с облезлой краской, припаркованные прямо у выхода, были впряжены две большие мохноногие лошади, фыркающие и пускающие ноздрями облака пара. Дно саней устлано толстым слоем сена, а лавка покрыта вытертыми войлочными подушками, расплющенными от долгого пользования.