Книга Законы стаи, страница 11 – Полина Ром

— Почему это не квартира?

— Грязные беленые стены и такие полы в квартирах не бывают, даже в бомжатниках.

— Тогда где я нахожусь?

— Не очень понятно, возможно — деревня, потому что попахивает навозом, хотя окно закрыто и даже завешено короткой шторкой.

— Точно не больница? Может быть, как раз сельская больничка и есть?

— Даже в самой глухой деревне не может быть медпункта, где полы будут земляными, а постель — вот такой.

— Может, Карина отвезла меня к какой-то местной знахарке?

— Ни одна знахарка в таком сарае жить не будет. Кроме того, знахарка не способна поменять мне тело… — тут мысли снова сбились в кучу, я почувствовала сильную усталость и довольно быстро погрузилась в сон.

Думаю, это была защитная реакция организма, мозга или души. Кто знает, что именно было первично для выживания, но больше всего этот сон напоминал хороший медицинский наркоз.

Когда я вновь «включилась» в жизнь, мне было уже немного проще принять то, что тело, в котором я очнулась, не мое. Это была самая безумная вещь, которую первый раз я даже побоялась обдумать: слишком это смахивало на сумасшествие. Но, вставая, я не могла не видеть новых чужих рук и ног, которые вдруг стали моими. Да и темные волосы совершенно точно принадлежали не мне.

Сейчас я лежала все еще с закрытыми глазами, принюхиваясь и прислушиваясь к новому миру. В комнате явно кто-то был. Я слышала шаги, кряхтение и вздохи, двигались какие-то вещи, что-то брякало. Потом человек подошел совсем близко к кровати, и мне на лоб легла тяжелая, влажноватая рука. Послышалось какое-то бормотание, что-то вроде:

— Хвала милостивой Ман (Маан, Моан или даже — Муан), — я толком так и не расслышала.

Голос вроде бы был женский. Рука еще чуть погладила меня по лицу, и человек отошел. Я не знала, как дальше лежать неподвижно — внутри все кипело от всплеска адреналина.

Нет, я не испытывала страха за жизнь, однако, прекрасно понимала, что заняла в этом мире чье-то место. Мне казалось, что как только я открою глаза, все сразу поймут — я пришлая чужачка, захватчица.

Кроме того, женщина говорила не на русском. Довольно мягкий язык, но точно не славянский. И хотя я прекрасно ее поняла, все равно не соображала, как я смогу разговаривать на языке, которого не знаю?!

Это порождало состояние паники. Но лежать неподвижно и делать вид, что сплю дальше было просто невозможно: тело требовало движения, туалета, еды, а мозг требовал хоть какой-то ясности. Я открыла глаза и села.

За это время в комнате ничего не изменилось, кроме того, что стало значительно темнее. На столе, часть которого была заставлена глиняными посудинами, в небольшой плошке с длинной ручкой горел огарок свечи. Сероватые беленые стены и углы комнаты тонули во мраке, а огонек клал жирные желтые мазки света на старое дерево стола, миску с каким-то варевом и саму женщину — пожилую, невысокую, грузную.

Она застыла с ложкой в руке и как-то неуверенно повернула ко мне лицо, оказавшееся в тени.

— Мари?! Мари, девочка моя, ты очнулась?!

Бросив ложку в миску так, что разлетелись брызги, она вскочила с табурета, схватила за ручку плошку с мерцающим огоньком и, неуклюже подволакивая ногу, двинулась ко мне. Я сидела на кровати, поджав под себя ноги и молчала, совершенно не понимая, что и как я должна ответить.