Онлайн книга «Невестка слепого барона»
|
За окном еще было совсем серо, и я никуда не торопилась, когда за дверью послышались шаги и, даже не постучав, ввалилась Агапа. Она встала в дверях, уперев руки в боки и нарочито широко расставив ноги, являя собой прямо карикатурный образец недовольной бабы: — Нечего залеживаться, воды надо натаскать и дрова кончились. Ты вставай-ка, девка, а не то как баронесса проснется, я все ей доложу! -- Вон пошла. Я даже голос не повысила, настолько мне было наплевать на ее шипение. — Чего-о-о?! – насмешливо протянула Агапа. – От как баронесса-то проснется, так быстренько вас в чуйства приведет. Ишь ты, командовать она мине здеся будет! В общем-то, она вела себя ровно так, как я и ожидала. Но я сама поразилась тому чувству ярости, которое во мне вспыхнуло, как сухая лесина во время пожара. Я вскочила с кровати и, выхватив из-под подушки украденный у мужа кнут, стегнула наглую бабу по ногам так, чтобы кожаный ремень обвил у самой щиколотки одну из толстых ног. Кнут я резко дернула на себя и, спокойно дождавшись, пока повариха хряпнется во весь рост на пол, подошла к ней, сматывая мягкую кожаную часть на толстое кнутовище, и тихо повторила: — Пошла вон. *** Моя юность пришлась на девяностые. Мы выживали только благодаря тому, что у нас была баба Маша. Отец растаял на просторах России еще в девяносто втором году, а мамина болезнь не давала ей нормально работать. Много ли способна принести в дом женщина, вес которой после химии всего сорок четыре килограмма при росте метр семьдесят? Пенсию по инвалидности задерживали, а алиментов мы вообще никогда не видели. Так что с первых дней июня я уезжала к бабе Маше и помогала вести хозяйство. А потом всю зиму каждые две-три недели ездила к ней с рюкзаком, с трудом доволакивая до нашей с мамой квартиры запасы картошки, сала, домашней колбасы и солений. В девяносто седьмом, когда с тяжелой новостью к нам приехала домой бабушкина соседка тетя Валя, моя мама плакала не только оттого, что потеряла родную мать, но еще и от страха: — Боже мой, Ксюшенька, как же ты теперь выживешь, девочка моя? На мою пенсию только повеситься можно с комфортом… — Ты, Настасья, не рыдай. Мама у тебя была чисто золото. Схоронили мы ее честь по чести. Тебе не писали: знали, что в больнице лежишь. До последнего дня Маша все в хлопотах и в работе была, беспокоилась за вас сильно. Там у нее в подполе закруток осталось, до осени вам хватит. Конечно, огород-то вы сами не обработаете, так ты его за денюжку сдай в аренду, али за треть урожая. Вон Петрищевы который год вздыхают: земли им не хватает. А приехала-то я вот чего: Миколай Петрович жалуется, что стар становится. А ведь коров-то у нас каждая вторая семья держит. Без них, кормилиц, нонче и не выживешь. Это молодняк у нас в город рвется, а мы, пенсионеры, наоборот, поближе к земельке-матушке. Их же там, а городе-то, кормит надобно. Сама знаешь, времена нынче тяжкие. Так вот Петрович-то наш подпаска затребовал: говорит, мол, не управляется уже один. Дак давай с июня пусть Ксюшка приезжает. Я ее у себя поселю и досмотрю. А ей за работу и молока вдосталь, и еду, какую надобно, и денежку малую все равно заплатят. Мама не была в восторге оттого, что мне придется уехать из города. Ей казалось, что эти поездки лишают меня детства, но и выбора у нас особого не было -- через пять дней ей снова ложится в больницу. Два года – в пятнадцать и шестнадцать лет я все три месяца до последних чисел августа работала с Петровичем подпаском. Нельзя сказать, что работа была слишком уж утомительная, но вставать приходилось аж в половине четвертого. За эти два года я выучилась многому. В том числе и доить коров, и делать творог и сыр, а также прилично владеть кнутом. Конечно, до Николая Петровича мне было далеко. Вот он как раз кончиком кнута муху на лету сбивал. |