Книга Сирийская жара, страница 42 – Ирина Дегтярева

Зачем цэрэушникам был этот скандал через полтора месяца после назначения Халюка на должность? Предположить, что операцию «Флотилия свободы» готовил его предшественник, можно было бы, если бы Фырат не был заместителем советника MIT еще за месяц до того.

Вася сжег листки своих умственных камланий вокруг персоны Доктора, сжег в пепельнице в виде консервной банки из-под тушенки. Она тут стояла, когда майор только ввалился в модуль по приезду, измочаленный многочасовым перелетом. Вася метнул сумку на левую аккуратно застеленную койку на нижнем ярусе и с раздражением наткнулся на забитую окурками до отказа банку. Сперва он хотел избавиться от нее. С брезгливым лицом даже вынес из модуля. Но затем, вытряхнув в урну, которую насилу отыскал в модульном городке, где только бетон и железные контейнеры-домики, решил приберечь банку для собственных нужд.

Он так рвался на встречу с курдом, но теперь хотел, чтобы как можно дольше не появлялся ни Горюнов, ни кто-либо из спецназовцев, кто занимается выковыриванием курда с территории Сирийского Курдистана. Не жаждал Егоров проводить это серьезное мероприятие, чихая и кашляя на Салара. Как-то несолидно, что ли. К тому же майор понимал, что курда ему не привезут «с доставкой на дом», то есть на базу Хмеймим.

На пятый день сидения в модуле, кашляя, страдая от ломоты в суставах, не привыкший в принципе болеть, да к тому же вдали от дома, Егоров с кислой миной, небритый, поплелся в столовую поужинать. Врач настаивала, чтобы он ел как следует.

Без аппетита он проглотил гречку с сосисками, хотя на отсутствие аппетита никогда не жаловался. Но он бы сейчас не отказался от пельменей или удмуртских табаней с зыретом, которые любил есть в Ижевске. Виктория еще здорово жарит перепечи…

Егоров, подумав о Вике, впал в романтический минор и побрел в свой железный коробок-модуль, накинув на плечи спортивную куртку, которую жена ему всунула-таки в сумку в последнюю минуту, несмотря на его уверения, что он сварится вкрутую под сирийским солнцем безо всякой куртки.

Вася подумал, что одна из девчонок, светленькая, которая его мазала кремом в первый же вечер, а потом приносила пару раз чай, когда он лежал с температурой, вообще ничего себе.

«Можно и вместе почаевничать», — размечтался Вася, и походка его стала расслабленно-вальяжной, а-ля моряк сошел на берег.

Но вдруг он смутно различил, что кто-то сидит на деревянной палете, которую использовали вместо ступени, подставляя к двери, расположенной довольно высоко от земли. Почти как комингс у моряков — такой большой порог. Мигал оранжевый огонек сигареты, вспыхивая на затяжке, словно этот кто-то подавал таинственные сигналы в вечерней южной темени. Пахло горячим железом и бетоном, немного морем и табачным дымом.

Егоров испытал волнение и сожаление, что вечерок со светленькой, похоже, накрылся медным тазом. Достал из кармана фонарик, которым здесь обзавелся в военторге, и посветил на вечернего гостя. Перед ним сидел грустный араб в пыльном камуфляже-мультикам, с недельной черной щетиной, тронутой легкой проседью. Он докурил сигарету буквально до фильтра. У его ног стоял «Калашников», на поясе висела кобура под «Стечкина», а еще одна набедренная облегченная кобура с ТТ. Вася оценил подобный набор как слишком солидный для простого араба.