Книга Клуб анонимных цариц, страница 43 – Алекс Винтер

Торадзе плачет, и Вика тоже, но в ее уши сквозь вату переживаний пробираются ядовитые щупальца, вонзаясь в мозг с кислотной усмешкой. Торадзе была в Турции, и Артемий говорил именно с ней, иначе кого еще он мог назвать в разговоре царицей?

* * *

Я поднялся утром, как всегда, самым первым, занял ванную, побрился и принял душ. Пока я мылся, мама подогрела мне суп и вчерашнюю картошку с мясом и грибами. Когда я вышел на кухню, она стояла у окна и курила.

– С добрым утром. Я бы сам все сделал, – сказал я и чмокнул ее в висок. Она погладила меня по руке.

– Все равно вставать… Что ты думаешь о Лерке и ее рассказе?

Я пожал плечами. История нуждалась в проверке, вчера сестра рассказала обо всем родителям. Мама пришла в ужас, отец схватился за сердце и порывался бежать в институт, бить морду Кострову, звонить журналистам, чтобы вывести подлеца на чистую воду. Успокоить его удалось с большим трудом, причем Лерка испугалась больше всех, расплакалась, начала лепетать что-то маловразумительное, мол, плевала она на эту учебу, вполне может выйти на работу в «Шоколадницу», заработает денег и оставит нас в покое. Мне же не давал покоя вопрос: рассказала ли она всю правду?

– Она может врать? – спросила мама.

– Я не знаю.

– Стас, ну как это? Уж ты должен знать ее лучше всех.

– Мам, я не знаю. Мне хочется верить безоговорочно, проще всего обвинить какого-то постороннего мужика во всех ее бедах, но я всякого на работе повидал, в том числе и несостоявшихся изнасилований, которые бог знает чем оборачивались. Что, если Лерка и правда вела себя как полная тварь? Ты же знаешь, она это может. А когда ее отчислили, придумала историю с домогательствами, чтобы оправдаться перед нами.

– Думаешь, нам не было бы легче, если бы ее просто выставили? – с вызовом спросила мама. – Отец бы не хватался за топор, а потом за сердце.

– В том случае она была бы виновата. А здесь виноват проректор. Большая разница, на кого злиться. Сейчас Лерка жертва. Мне кажется странным, что этот Костров начал приставать к ней только сейчас, в апреле месяце. Но история слишком дикая, чтобы ее запросто придумать, это не в ее стиле. Думаю, что доля правды в ее словах точно есть.

– Морда у этого Кострова противная, – сказала мама. – Губы слюнявые, и глаза все время бегают. Я склонна поверить родной дочери.

– Я тоже, но горячку мы пороть не будем. Надеюсь, Лерка не орала там, что у нее брат – мент и всех тут пересажает. Мне еще служебного расследования не хватало.

– Завтракай и езжай на службу, – сказала мама и ушла. Отец на работу не пошел, ему все еще нездоровилось со вчерашнего дня, к завтраку он не вышел. Лерка тоже дрыхла. Я доел, сунул тарелки в раковину и побежал на улицу. Едва я завел мотор, как Лерка, лохматая, в спортивных штанах, в майке наизнанку и ветровке, вылетела из подъезда, перегородила мне дорогу. Я нажал на тормоз и выругался, Лерка открыла дверь и молниеносно уселась рядом.

– Ты чего выперлась? Да еще под колеса лезешь, – сердито спросил я. – Хотела, чтобы я тебя переехал?

– Ты куда сейчас? – спросила она. Изо рта у нее пахло, я поморщился, она протянула руку: – Дай жвачку, я зубы не почистила… Мне надо по делам.

– Я еду на работу, и подвозить тебя некогда. Могу до метро подкинуть.

Лерка проигнорировала мое предложение, раскопала хлам в бардачке, нашла жвачку, закинула в рот сразу две подушечки и стала их яростно пережевывать.