Книга Солнечный детектив, страница 65 – Александр Рыжов, Ольга Володарская, Светлана Скиба, и др.

Резкий стук в дверь пронзил сознание острым копьем.

Игнат помассировал виски кончиками пальцев, но от этого легче не стало. Он уже выпил три таблетки обезболивающего. Головная боль накатывала волнами, и только в короткие интерлюдии между приступами он мог наслаждаться счастливым затишьем. Затишьем перед бурей.

Снова стук в дверь и жалкие попытки открыть ее.

«Черта с два», – подумал доктор.

Дверь в свой кабинет, в котором он частенько прятался словно в бункере, Игнат всегда закрывал на ключ и не позволял никому проникнуть в «святую обитель» без его согласия. Повернув замок, он открыл дверь.

– Игнат Сергеевич, прошу прощения, что отвлекаю, но нам нужна ваша помощь. – Запыхавшаяся медсестра выглядела обеспокоенной.

– Что случилось? – Доктор вышел из кабинета, щелкнув замком, и быстрыми шагами двинулся по коридору, устланному мягким, потертым от времени и нелегких испытаний линолеуму.

Зарешеченные окна, приглушенный рокот голосов, резко сменяющийся рандомным смехом или диким звериным воем, запах лекарств, хлорки, все это не вызывало в нем отторжения, как у большинства посетителей, навещавших своих близких. Здесь Игнат чувствовал себя в своей стихии.

Чем сильнее мир сходил с ума, тем больше он ощущал свою нужность.

Они прошли в западное крыло больницы, откуда доносились душераздирающие визги. Молодая женщина с гебефренической шизофренией, которая, скорее всего, проведет в этих стенах всю оставшуюся жизнь, укусила свою соседку по палате за палец и теперь яростно вырывала на себе волосы. В состоянии эмоционального возбуждения пациенты становились настолько сильными, что с ними не могли справиться даже дюжие санитары. После недолгой возни ее все же удалось скрутить и сделать укол. Двойная доза седативного подействовала сразу: женщина резко обмякла и сдулась, как проколотый надувной матрац. Ее влажное лицо, обрамленное прилипшими к щекам, словно черные водоросли, волосами, приобрело отрешенный вид. И если бы не окровавленный, перекошенный рот, она была бы похожа на блаженную, каких обычно изображают на картинах девятнадцатого века.

– Всех в медпункт, – распорядился Игнат Сергеевич и снова помассировал виски. Боль не проходила, напротив, она как будто стала отчетливей, словно кто-то извне посылал в голову электрические разряды.

Доктор вернулся в свой кабинет, оставив из освещения лишь треногий торшер, излучающий бледно-золотистый свет, и сел за письменный стол. За окном хлестал ноябрьский дождь. Живя в Санкт-Петербурге, он привык к пасмурной, дождливой погоде, она ему даже нравилась, но в последнее время зарядившие ливни вызывали у него угнетающее, тягостное чувство. Хотелось тепла, солнца и чтобы не болела голова. До отпуска еще было два месяца, а значит, придется потерпеть.

Он устало взглянул на эхинопсис, стоявший у компьютера (его жена Лиля верила, что этот чахоточный цветок способен защитить от вредных электромагнитных излучений), и прикрыл глаза.

«Неплохо было бы съездить в Мексику, – подумал он. – Тулум, Чичен-Ица, кафедральный собор в Мехико, Монте-Альбан, такос, фахитос, текила. Много текилы».

Лиля непременно потащит его в Дом-музей Фриды Кало и будет с придыханием рассказывать об автобиографичных, наполненных символизмом картинах. Возможно, даже приобретет одну из работ, репродукцию, разумеется. Несмотря на пиетет перед шедеврами мировой живописи, истинной ее любовью было современное искусство и сюрреализм во всех его проявлениях. В начале их семейной жизни она даже пыталась навязать эту свою любовь мужу, но он был недосягаем или же современное искусство было недосягаемо для него. Лиля считала второе.