Книга Штрафной удар сердца, страница 30 – Алекс Винтер

– И что? – не понял я.

– А то, – веско ответил Потапов, – когда труп нашли, до меня дошло, что молоток у меня был почему-то мокрый.

* * *

Алиби Потапова требовалось проверить. Я сообщил обо всем Агате и отправился на беседу с его собутыльниками, готовясь ловить их на несоответствиях, но мои ожидания не оправдались. Дальний родственник Потапова, некий Леонид Ларионов с мрачной готовностью подтвердил, что накануне убийства Потапов был у него на даче. Оба долго ковырялись в огороде, пилили дрова, потом парились в бане, где напились. Потапов остался ночевать и уехал утренней электричкой. Алиби могло быть дохлым, но, к моему сожалению, слова Ларионова подтвердила соседка. Мужики приходили к ней, помогали спустить в погреб картошку, она-то и дала им за труды бутылку водки. Утром та же самая соседка ехала с Потаповым в электричке, отметив, что тот маялся с перепоя. А еще он забыл купить билет, и его оштрафовали контролеры. Я проверил: Потапов действительно попал в поле зрения железнодорожных кондукторов, а его штраф остался на записи мобильной камеры, которую сотрудники железной дороги всегда держали включенной во время проверки пассажиров.

Агата выслушала меня без особого восторга и с отвращением кивнула на акт экспертизы.

– Если бы не свидетели, этот дядя Миша был бы самым удобным подозреваемым. Доступ в бассейн есть, по пьяной лавочке мог долбануть Романова по башке собственным молотком. Эксперты, кстати, подтверждают: это орудие преступления. На рукоятке остались частички крови, хотя молоток тщательно вымыли. Следов убийцы нет, ни ДНК, ни пальчиков. Между прочим, знаешь, за что сидел Потапов?

– Знаю, – сказал я. – За разбой.

– Именно, – подтвердила Агата. – Причем на свою жертву он напал со спины и долбанул по башке куском трубы. Просто почерк какой-то прослеживается. Ты не спрашивал, не распространялся ли он о своей судимости на работе? Может быть, его специально подставляли?

– Интересовался. Говорит, особо никому не рассказывал, не та тема для разговоров. Ну и работу терять не хотелось, – начнут придираться, а место хорошее, зарплата тоже. Да и после отсидки Потапов ни разу в поле зрения полиции не попадал, вроде как взялся за ум.

– Ну, он и тогда не был рецидивистом, напал на прохожего по пьяной лавочке, если бы не сухой закон, может, отделался бы не восемью годами. Но тогда всех подряд показательно судили, не до гуманизма было.

– Ты-то откуда знаешь? – удивился я. – Тебя, поди, еще в проекте не было.

– Я умна и любознательна с детства, – мрачно ответила Агата. – Ну и папаня мой – мент со стажем, всякое рассказывал.

Вспомнив об отце, Агата поскучнела лицом. Она резко встала, подошла к окну и распахнула створку, вдохнув холодный воздух.

– Я не понимаю, зачем Антон вернулся, – сказала Агата. – Но зуб даю, что убийца был с ним в бассейне в тот вечер. И что-то там такое произошло.

Чувство неотвратимого провала охватывает Алису еще в самом начале вечера, когда она всеми правдами и неправдами убеждает Антона поехать к ней под предлогом осмотра новой квартиры. Она туда только что въехала после покупки и проведенного ремонта. Спать в новой, просторной студии на пятьдесят квадратов еще сложно, как в любой новостройке. Справа, слева, сверху и снизу почти без перерыва воют перфораторы, и она еще не готова поселиться тут окончательно. Часть вещей осталась у родителей, где она, измученная шумом, то и дело остается ночевать в своей девичьей спальне с розовыми обоями, покрывалом и шторами, такими умильными, пушистыми и детскими, что впору повеситься. Целый угол завален детскими игрушками, плюшевыми зайцами, слонами, мишками разных калибров и цветов, – все, что ей кидают на лед. Она тащит игрушки домой, говорит, что непременно пожертвует их детскому саду или детдому, но не делает этого. Алисе жалко. Игрушки – тоже часть признания. Ей приятно, что люди тратят деньги на цветы и подарки для нее. Как такое можно отдать посторонним детям, не знающим, как достаются медали?