Книга Лилит. Злое сердце куклы, страница 107 – Артур Гедеон

Крымов вошел в мастерскую. Савва Беспалов стоял к нему спиной и, напевая, возился с заготовкой очередной куклы.

– Принес молочка? – не отвлекаясь от работы, спросил он.

– Принес, – ответил Крымов. – Только поворачивайтесь осторожнее, Савва Андронович, не ровен час – выстрелю.

Беспалов быстро обернулся и замер от неожиданности с кистью в руке.

– Андрей Петрович?

– Он самый.

– А зачем вам пистолет?

– Следователь я. А кругом преступники. Садитесь вон на тот стульчик, Савва Андронович, и ведите себя скромно.

Кукольник поднял руки и послушно сел.

– Кисточку положите на стол, а руки на колени, так, чтобы я их видел. Молодцом. Вашего самурая-оруженосца можете не ждать – на помощь не придет. Я его вырубил и приковал к трубе. Так что будем говорить с глазу на глаз.

– Хорошо, как скажете. Но я не понимаю…

– Хватит, – оборвал его гость.

Крымов отправил пистолет в кобуру, высмотрел самый чистый стул в этой мастерской, поставил его шагах в пяти напротив Беспалова. Сел, откинулся на спинку, перебросил ногу на ногу и сцепил руки на груди.

– Мне в последнее время все рассказывают увлекательные истории. Одни врут напропалую, как вы, другие говорят правду. Теперь пришел и мой черед рассказать историю. Но не сказку, а быль. – Крымов вытащил из кармана пачку, зацепил губами сигарету, щелкнул зажигалкой. Затянулся, с вызовом пустил струю дыма в сторону хозяина дома. – Именно – быль… Жил-был на свете мальчик Савва, и проходила его жизнь на редкость несчастливо. Своей маме, восходящей звезде театра, он был не нужен, потому что она родила его от нелюбимого человека, которому изменяла при каждой удобной возможности. Отец-художник много пил и тоже не уделял ему времени. Но вот какое дело: Андрон, отец Саввы, был не из простых, а из семьи потомственных деревенских колдунов, которые общались с силами тьмы. Не делайте такое удивленное лицо, Савва Андронович, вы знаете, что я говорю правду. Родня маленького Саввы столетиями поклонялась трем языческим богам: богу лжи Мороку, богине смерти Маре и хозяину всех сил тьмы – Чернобогу. Сами они числили себя жрецами Морока, а их дом, сплошь покрытый резьбой, изображающей всю нежить и нечисть, какая только есть на свете, был, по их представлению, воротами из одного мира в другой. Говоря современным языком – порталом. Или «сенцами ада», как называл их вслед за взрослыми маленький Савва. Нырнул через них с пустой корзинкой, а вынырнул с полной. Как он говорил: «Через эти сенцы можно таскать всякие тайны». И опять повторял за взрослыми, мол: «Пусть говорят: Бог дал – Бог взял, а мы у Него назад заберем». – Раздавив окурок в пустой банке с высохшей эмалью, Крымов усмехнулся: – Вот это перемены, Савва Андронович. Я про ваше лицо! И куда делось притворное изумление? Деланое недоумение? Мол, что за выдумки? Откуда такие фантазии? Не больны ли вы, товарищ капитан? Не объелись ли белены?

– Вы проделали большую работу, детектив, – мрачно усмехнулся Беспалов.

– Я целую жизнь прожил за это время, – поправил его Крымов. – Но самое главное – впереди. Юный Саввушка знал, что дом, где живут его предки по отцу, полон чудес, но ничего не просил у этого дома. Нужды не было. Но однажды возникла. Как острая жажда в пустыне: не утолишь ее – умрешь. Однажды у Саввушки появилась единокровная сестра по матери – ее звали Лилит. Рыжеволосая красавица, которая была старше его на восемь лет. Он влюбился в нее без памяти, а когда повзрослел, Лилит позволила любить себя, как и огромному количеству мужчин, не отлипавших от нее. Вам горько это слышать? Понимаю. И даже сочувствую вам. Лилит заводила романы, бросала мужчин, разбивала семьи. Так она компенсировала невнимание близких, сердечный и душевный голод, в состоянии которого жила годами напролет. И так она мстила всему миру. У нее напрочь отсутствовала эмпатия – она никого не любила. А если к кому-то и была привязана, так это к Саввушке, своему братцу. Как к больному песику, вызывающему жалость.