Книга Хозяин Черного леса, страница 69 – Артур Гедеон

– Да, знаю, такие женщины способны околдовывать, – кивнул детектив. – И не захочешь – влюбишься.

У них над головой в густой зелени назойливо и бойко запела птица. Над полем носились гурьбой стрижи, рассыпались и собирались снова, взмывали вверх и ныряли вниз, будто искали кого-то в траве.

– Но смеялись ее глаза больше, – продолжал романтичный краевед Прыгунов. – Потом она тихо сказала: «Васенька…» «Да?» – откликнулся я. «Чего же ты застыл, дурашка? А? Дай мне руку», – попросила она. Я дал ей правую руку. «Что ж ты такой нерешительный, – сказала Ксения. Она сама положила мою руку на свое бедро. – Погладь, сожми, не бойся. Вот так. Ты же хотел этого – всегда хотел. А может, не надо было ждать моего разрешения? Не подумал об этом?» Тогда все и случилось. Она даже платье не успела снять. И случилось не единожды в тот день. Все мое желание выплеснулось как одна шальная бешеная волна. Вечером я позвал ее с собой обратно, в Черныши. Но она была уже другой – неприступной, почти незнакомой, и со мной не пошла, и меня не оставила рядом с собой. «Ты не обижайся на меня, – холодно сказала она. – Говорила же тебе: я ищу его – уже давно, как только узнала про него, лет с пятнадцати. И не ходи за мной больше, слышишь? Никогда не ходи». Это было больно. Но на что я рассчитывал? Я и так получил немало. Но в любви всегда всего мало! Я уходил в полном смятении чувств. Как в бреду.

– Сколько вам обоим тогда было?

– По двадцать лет.

– Это было единственное свидание? Любовное?

– Вы не дослушали, Андрей. Я вышел из избушки, прошел по тропинке метров сто – и тут же врос в землю. Уже подступал вечер. На пне недалеко от тропинки сидела тощая старуха – костлявая, с прокопченной кожей и длинными седыми волосами. Груди у нее висели как тряпки до живота под свободным платьем. Смотрела на меня и улыбалась беззубым ртом. Видок еще тот. Один только желтый клык и торчал у нее изо рта. Было в ней что-то страшное. Отталкивающее. Я еще заметил, что лицо у нее было степное.

– Степное?

– Ну да, с чуть раскосыми глазами. А на дряблой груди висело совсем не старушечье ожерелье.

– И какое именно?

– Я хорошо запомнил его. Это были бусы – очень красивые, ярко-красные с бурыми и серыми прожилками, в форме сердечек. Они так не подходили этой старухе! Эти бусы носить бы молодой красотке. Как моей Ксении… Моей! – усмехнулся он. – Тут она мне и сказала, сверля взглядом: «Не про тебя она, молодец, у нее другой хозяин будет, навечно будет. Пойдешь против него – он тебя прихлопнет как комара. Или съест. Он любит есть людей. Но если хочешь, я тобой займусь, обслужу казачка!» – и засмеялась беззубым ртом, а я шарахнулся от нее, как от огня. И когда уже бежал прочь по тропинке и слушал в спину ее лающий смех, то не сомневался, кого я увидел: ту самую старуху, которой пугали в Чернышах всех непослушных детей.

Как я оказался дома, и сам не понял. «Не про тебя она, молодец, не про тебя, – только и вспоминал я те слова. – У нее другой хозяин будет…» С тех пор, если я и встречал Ксюшу, что было очень редко, она проходила мимо так, будто и не знала меня. Но и я не лез к ней – что-то меня с той поры оттолкнуло от нее. Потому что когда думал о ней, то вспоминал и о той старухе, и о хозяине-людоеде, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о ком шла речь – о НЕМ! О Хозяине Черного леса. О Лешем! О котором с юности грезила Ксения. И старуха та знала, о чем говорила.