Онлайн книга «А в чаше – яд»
|
Наконец сикофант отставил чашу, проронил: – Ну, рассказывай, что узнала. Где шастала? Какие бабьи сплетни собрала? Нина вздохнула. – Что же ты так со мной разговариваешь, почтенный Никон, как с гулящей какой? – медленно и спокойно начала она. – Я женщина уважаемая в городе, законы блюду, никто обо мне плохого слова не скажет. С чего это ты вдруг оскорблять меня решил? Что узнала – расскажу, но и ты уж сделай одолжение, не позорь ни меня, ни себя таким обращением. Никон нахмурился: – Рассказывай уже, не толки воду в ступице. Ох уж мне ваши бабьи кривотолки… Нина вкратце поведала про поход к кузнецу и про шелковую тунику, что глазастый подмастерье разглядел. – Узор-то редкий, богатый, – тихо добавила Нина в конце рассказа. Никон в задумчивости помолчал. Потом фыркнул: – Еще не хватало мне про тряпки шелковые с тобой беседовать. Вот уж бабы, все об одном только и мыслите. Толку-то от твоей аптеки, если одни тряпки и притирания в голове?! – Ой, ты, почтенный, опять ту же дуду завел. На-ка вот лучше, я корзинку собрала. У тебя ж двое детей-то? Вот я им рогаликов из пекарни Феодора припасла, – Нина начала выкладывать подношение из корзинки, показывая. – А для жены твоей вот притирания с лавандой и медом. От них кожа прямо светится, у меня даже из дворца такое заказывают. А тебе вот вина кипрского да бутыль отвара от головной боли. Никон смутился, нахмурился. – Откуда узнала про головную боль? – Да я, уважаемый Никон, не вчера аптекарствовать-то начала, вижу по лицу да по поведению людей, что им жить мешает. Ну да ты попробуй, не поможет – другое снадобье приготовлю. Главное, все сразу не выпивай, по полчаши на четверть секстария перед сном да поутру, но после трапезы непременно, – сыпала словами Нина, укладывая в корзинку все заново. – Погоди, что ты там про дворец-то сказала? Кто к тебе присылает? – Кто присылает, сказать не могу, да только раз попробовали и вот заказывают. Ты не думай – твоей жене понравится. Никон фыркнул, но сказал примирительно: – Да что мне-то до того, понравится или нет. Раз богачи заказывают, значит, и ей сгодится. Нина внимательно посмотрела на него. – Жена тебе не по нраву? Пусть ко мне зайдет – я на нее посмотрю, поговорим, может, ей тоже какое средство подберем. В семье-то когда мир, то и детям хорошо, и родителям благостно. – Не в свою крынку нос суешь, аптекарша, – огрызнулся Никон, вставая. – Не в свою, не в свою, верно, – покивала Нина. – Не сердись, уважаемый, возьми корзинку-то. Я завтра на базар схожу, с торговцами тканями поговорю, вдруг припомнит кто, где такой узор видели. Они-то на ткани и узоры глазастые и памятливые. А потом к лекарям, может, схожу, глядишь, они вспомнят, кто про яд спрашивал. К аптекарю Гидисмани сама не пойду – мне он ничего не скажет, а вот жена его ко мне обещалась зайти на днях. Глядишь, и у нее что вызнаю. А ты говоришь, бабьи сплетни! Ты ступай домой, почтенный, жди от меня весточки. А то сам заходи, если что-то срочно понадобится… Гость поджал губы, кивнул и, сердито отдернув занавеску, вышел. Нина медленно выдохнула. Аж в пот бросило, пока убалтывала сикофанта. Вот уж и правда, лаской да подношением можно много чего решить в большом городе. Надо и правда с женой его повидаться, что-то у них неладно. Нина вздыхала, закрывая аптеку. Ох, непросто женщине одной, без поддержки, без заботы. И некому ее защитить. Работы Нина никогда не боялась. Но всегда рядом родные были, батюшка, Дóра, Анастáс. Да вот не осталось никого… Нина опустилась на колени перед иконой, молитва смешивалась с воспоминаниями, щедро приправленными слезами. |