Онлайн книга «А в чаше – яд»
|
Подмастерье, видя расстроенное лицо хозяйки, забился в угол. Как бы не попало опять за то, что очередной сосуд разбил давеча. Нина, повернувшись к нему, спросила устало: – Кто приходил? – Да вот из пекарни Феодора прислали, – Фока настороженно указал на сверток, от которого исходил аромат свежеиспеченного хлеба. – Принесла их помощница новая. Странная какая-то. – Чем же она тебе странная? – насторожилась Нина. Похоже, Гликерия послала Галактиона хлеб отнести. – Держит себя не по-девичьи, – со знанием дела проронил парнишка. – Это как же? – Ходит прямо, по сторонам смотрит. Голову не опускает, на меня зыркнула, как будто я ей номисму задолжал. На меня так девицы не смотрят. – Ой, подумайте, какой знаток нашелся, девицы на него смотрят, – усмехнулась Нина. – Что в свертке-то, заглянул уже? Парнишка мечтательно улыбнулся: – А что проверять-то – я по запаху понял. Силигнитис там… – Да какой силигнитис? С чего бы вдруг мне самого дорогого хлеба Гликерия прислала? Никогда его и не заказываю. Сеидалитис еще куда ни шло. – Неее, сеидалитис по-другому пахнет. Это точно силигнитис. – Да как будто ты его едал! Но, доверяя его носу, Нина развернула сверток. Аппетитный запах поплыл по аптеке, смешиваясь с ароматом трав. Круглый бок хлеба был украшен печатью Феодора. И правда, силигнитис, на сеидалитис они используют печать поменьше и попроще. Нина в удивлении покачала головой – с чего это Гликерия прислала ей дорогого хлеба. Аптекарша отрезала щедрый ломоть для себя, второй – для подмастерья. Вместе с угощением протянула свернутую записку. – Сейчас беги ко дворцу, подойди к воротам под первой проездной башней. Скажи охраннику: Нина-аптекарша, что сегодня была у василиссы, просит передать срочно послание великому паракимомену. Вот тебе милиарисий для охранника. Вернешься, дам тебе такой же. Парнишка вытаращил глаза. Взял записку и милиарисий, старательно замотал в пояс, чтобы не потерять по дороге. Коротко поклонился Нине и, с наслаждением впившись зубами в кусок хлеба, споро зашагал в сторону Мезы. Обернувшись, крикнул: – А сеидалитис все-таки вкуснее, у него корочка больше хрустит. Нина смотрела ему вслед, молясь, чтобы Василий скорее пришел. Почти перед закатом в аптеку заглянула Гликерия. Увидев подругу, затараторила: – Ой, Нина, я ждала, что ты зайдешь, но не выдержала. Оставила пекарню на батюшку да помощников и сюда. Ну как дворец? Императрицу видала? А правда, что скамьи у них из золота да из мрамора? А наряды все шелковые? – Гликерия, садись, садись. Я сама едва на ногах держусь. Спасибо тебе за хлеб, только с чего вдруг ты мне такой дорогой прислала. Не праздник, чай. – Да как же не праздник. Как будто ты каждый день во дворец ходишь! – всплеснула руками Гликерия. – Ну, рассказывай же скорее. Нина улыбнулась. – Красиво во дворце, все как Дора описывала. Только устала я, Гликерия, ты прости меня. Даже говорить сил нет. – Ну хорошо, не говори, – обиделась было Гликерия. Потом спохватилась. – Ты же, наверное, голодна. Вот и хлеб, смотрю, отрезала, а даже не надкусила. Совсем ты не ешь ничего! Кто тебя такую тощую замуж возьмет? Нина только фыркнула. А Гликерия сунула ей в руки хлеб, начала хозяйничать. Налила любимого Нининого отвара из яблок с корицей и тмином. И для хозяйки, и для себя. Хлеб порезала крупными ломтями. Кадушку с оливками отыскала на полке в уголке. Достав деревянную полированную доску, положила на нее хлеб, соленых оливок горсть. Поставила туда же кувшинчик с золотистым оливковым маслом и плошку с солью. |