Онлайн книга «А в чаше – яд»
|
Он молча схватил Нину за плечо и втолкнул внутрь. Захлопнул дверь. Нина хотела возмутиться было, но, увидев его перекошенное от ярости лицо, осеклась. – За что убила его? Сказала, что будешь искать, а сама еще одного отравила? И я тебе поверил! Нина в ужасе смотрела на него. Дрожащими губами прошептала: – Не травила я его, он же живой. Сам напился неизвестно где, а на меня поклеп опять наводит. – Кто живой? Где напился? Комит напился?! – Как комит? – слова взорвались в ее голове, застилая свет. Сердце ухнуло в черную пропасть. Ноги подкосились, и она осела на пол. Никон что-то кричал, топал ногой, стучал по столу. Она не слышала ничего, в ушах у нее лишь отдавалось: «Аконит это… Не успеть» Она с трудом поднялась на ноги, держась за стену. Выпрямилась, глядя ему в глаза, произнесла: – У меня аконит украли. Сундук разбили. Я не травила никого. Я к тебе шла, доложить про кражу. И к эпарху. Никон тяжело осел на скамью. – Пропала ты, Нина. У отравленного в руке смятый кусок пергамента с красными чернилами. – Красные… откуда ж у меня красные чернила? Император указы пишет красными чернилами, я-то тут причем?! – Да вся Меза шумит, что Нина-аптекарша во дворец ходила. И к комиту в дом ты вхожа. Что еще думать? – Так это муж Цецилии отравлен?! – Нина в ужасе схватилась за сердце. Перед глазами все закачалось. И правда, все на нее указывает. Господи, упокой душу его… Слезы хлынули, сдерживаться уже не было сил. Нина перекрестилась, от слез не видя иконы. – Никон, всеми святыми клянусь, непричастна я к отравлениям. Сундук разбили, аконит украли, меня отравить хотели, да я чудом кувшин разбила, уберег Господь. Душегуб этот хочет, чтобы на меня подумали! – Так все на тебя и подумали. Управляющий дома к эпарху послал, чтобы к тебе равдухов[51]отправили да в подземелье бросили. С ним старуха какая-то ругалась, тебя защищала. Крик стоял на всю улицу. – А ты что? Первым прибежал, чтобы меня схватить? Ну, хватай, получишь свои тридцать сребреников! – Нина хотела кричать, но слова выходили с трудом из перехваченного ужасом горла. Слезы катились из глаз. Никон подскочил, схватил ее опять за плечи, почти поднял над полом. Темные от гнева глаза его оказались напротив ее глаз. Он тряхнул ее: – Дура ты, Нина. С Христом себя-то не сравнивай, побойся Бога. Я к тебе пришел, потому что верил, а как доложили про комита – не знал, что думать уже. Сейчас верю… То, что случилось после, ни несчастная аптекарша, ни сам сикофант, похоже, не ожидали. Выпустив ее плечи, Никон одной рукой обхватил Нину, другой прижал к груди ее голову. В растрепавшиеся черные кудри пробормотал: – Бежать тебе надо. Погубят тебя. – Спасибо тебе, Никон, – Нина аккуратно высвободилась. – Я спрячусь, да только чем это поможет? Все одно аптеки лишусь. Он убрал руки, сделал шаг назад. – Опять чушь несешь. Зачем мертвой-то аптека? С тобой церемониться не станут. Из подземелий своими ногами мало кто выходит. Есть где спрятаться тебе? Побледнев, Нина подняла на него глаза, кивнула, открыла было рот, но Никон вскинул руку: – Не говори мне. Беги прямо сейчас, – он развернулся и вышел из аптеки. Нина схватила суму с лекарствами, кинулась к тайнику, достала деньги, торопливо запихала в ту же суму. Выскочила во внутренний дворик, но услышала голоса и бряцание оружия со стороны калитки. В панике заметалась, увидела стол, на котором сушила травы. Перекрестившись, вскарабкалась на него, перевалилась через забор, оказавшись в тесном проулке между двумя оградами. Сверху раздался удивленный возглас Павлоса: |