Книга А в чаше – яд, страница 80 – Надежда Салтанова

Войдя, Нина торопливо сказала:

– Прости меня, великий паракимомен, что в ночи к тебе стучаться пришлось, как лиходейке какой. Но мальчика ведь отравят, не зря из дворца он, отравитель-то…

Василий покачал головой и приложил палец к губам, чтобы Нина свой голос поумерила. И верно, ночь уже. Во дворце, конечно, ложатся поздно, императору и бесчисленной его свите свечей и масла хватает. Однако о делах тайных и опасных и беседовать надо тайно.

– Что-то я не пойму, Нина, как ты тут оказалась. И почему сама, почему весточку мне не послала? – очень тихо спросил Василий, проведя гостью вглубь кабинета.

Нина голос понизила тоже:

– Так меня ведь обвинили в отравлениях. Мне бежать да прятаться пришлось – я же не виновата, а в подземельях разговор-то под плетьми ведется. Я и сбежала. А потом, как сладости в руках у Дарии увидела, так и поняла, что, раз из дворца да на нищебродах проверяют, – Нина тараторила шепотом, задыхаясь от волнения. Надо торопиться, а тут все объяснять приходится.

На лице у Василия мелькнуло раздражение. Нина, сдерживая слезы из последних сил, произнесла:

– Романа спасать надо, наследника. Его отравить хотят.

– Кто отравить хочет? У Романа охрана, слуги все надежные, много лет служат. Никто не проберется к нему без моего ведома.

– Почтенный Василий, нам спешить надо. Я не знаю, как отравитель справится, а ну как кто-то из своих? Во дворце ведь говорили про отравления! А ежели изверг сегодня решится его отравить? Он яды в сладости подмешивает. В рогалики или лукумадесы. У мальчика, что на берегу нашли, крошки сахарные на одежде были, и пахло медом и корицей, – Нина резко замолчала, поняв, что опять говорит нескладно и путано.

Василий выдохнул. Быстро прошел к столу. Обернулся резко, потер рукой гладкий подбородок, глядя на растрепанную аптекаршу.

– В таком виде здесь нельзя ходить.

Помолчал, задумавшись. Нина попыталась пригладить волосы под мафорием, оглядела с тоской чужую порванную тунику. Развела руками и опустилась на скамью, не сводя с евнуха глаз. Он велел подождать и вышел в соседние покои за плотной занавесью.

Нина разглядывала покои великого паракимомена. Кабинет был просторный, с высокими арками окон, в проемах которых стояли светильники. Богат Василий, а комната обставлена скромно. Гладко отполированный стол с подсвечником в центре. Подсвечник без украшений, но начищен до блеска. Пара скамей с шелковыми подушками, стул с низкой спинкой, без узоров или инкрустаций. На столе аккуратно разложены свитки, пара тяжелых книг в кожаном переплете лежат открытыми на краю. Рядом приютился кусок чистого пергамента, бронзовая каламáрь^[58]и пара серебряных каламов, испачканных в чернилах.

Единственным украшением комнаты было медный светильник с кусочками цветного стекла и ажурным обрамлением. Он висел на крюке в проеме между окнами. Слабый огонек изнутри отбрасывал радужные блики на белый мрамор стены.

Василий вернулся, жестом позвал Нину в соседнюю комнату. Войдя, она увидела брошенные на скамью черную шелковую тунику и шерстяной плащ с вышивкой зеленой нитью по краю. Великий паракимомен велел ней сменить одежду и вышел.

Аптекарша быстро переоделась. Длинная туника прикрыла замызганные после приключений сокки. Нина опоясалась веревкой и подтянула ткань, чтобы не наступать на подол. Намочила платок водой из кувшина, стоящего у кровати, протерла лицо, вымыла руки. Торопливо заплела волосы в косу, завязала ее узлом, накинула мафорий и вышла обратно в кабинет.