Книга Невеста зимнего духа, страница 2 – Рацлава Зарецкая

— Теть Нюр! — снова возмутилась Катя. Порывшись в пакете с сосульками, она выудила две — серебристую и золотистую, — и, выбрав последнюю, повесила ее на елку.

К украшению детского садика к Новому году она подошла очень ответственно, как и к любому делу, за которое бралась. Елочные игрушки Катя отбирала только те, что сочетались друг с другом, например, красные и золотые или серебряные и синие. Мне же было абсолютно все равно, что вешать на елку: игрушки или же потроха. Я просто помогал Кате и все повторял за ней.

— Вон тот шарик криво висит, Катюш, — заметила уборщица, указав ручкой швабры на красный шарик со снеговиком.

— И правда… — Катя поправила шарик, но он все равно не выровнялся. Тогда девушка заломила ветку вверх и та, хрустнув, застыла под углом в девяносто градусов. — Ну вот, теперь ровно висит.

— Это же не искусственная елка, у которой ветки гнутся, — напомнил я Кате.

— Да я не до конца ее сломала. Продержится.

— Что ж тебе ель то сделала? А если тебе так палец переломить? — возмутилась старая уборщица.

— Вы что, мне угрожаете? — удивилась Катя. — Да мы сейчас на вас воспитателям пожалуемся! Или уйдем, так и не нарядив вашу елку до конца. А вас вообще уволят за некомпетентность и хамство!

Катя Голикова хоть и была человеком с большим сердцем и волонтёром с семилетнем стажем, частенько поражала своей бестактностью. Не меня, конечно, но остальных людей — да.

Вот и тетю Нюру поразила так, что у той даже рот приоткрылся от возмущения. Пару секунд замешательства, и уборщица недовольно заметила:

— Договоришься ты когда-нибудь, девочка! Придет за тобой Карачун и утащит навсегда в свое ледяное жилище. Он не любит тех, кто неуважителен. В особенности, к природе.

— Ага, конечно, — противно сказала Катя.

Махнув на нее рукой, уборщица потопала к выходу.

— Как-то жестко ты с ней, — заметил я, украшая елку мишурой.

— Кто бы говорил, — огрызнулась Катя. — Ты сам со всеми жесткий и противный. Ни разу за два года учебы не улыбнулся. Высокомерия хоть отбавляй. И только когда на Альку Логунову смотришь, хоть что-то в тебе меняется: взгляд становится другим, более тёплым. Градуса на 1,5.

— Правда?

— Правда. Я уже ни раз замечала.

Так это что же, Голикова за мной следит? Зачем же?

— А ты что, влюбилась в меня? — пораскинув мозгами, спросил я.

Щеки у Кати сразу же порозовели.

— Упаси боже! — чересчур громко произнесла она. — Кому ты нужен? С тобой ни поговорить нормально, ни посмеяться. Чурбан бесчувственный.

Спорить было бессмысленно. Из-за своей алекситимии я действительно был бесчувственным. Вернее, безэмоциональным. Врач сказал, что это из-за того, что у меня плохо развиты миндалины головного мозга и посоветовал мне больше общаться со сверстниками и есть миндаль, который якобы стимулирует рост миндалин. Вот только я рос в глухой деревне, где из моих ровесников было всего три человека, которые не хотели иметь со мной, странным сиротой, ничего общего. И на орехи у меня аллергия.

После смерти мамы, которую я совсем не помню, так как она умерла, когда я был младенцем, заботиться обо мне стал папин брат — дядя Слава. Хотя, заботиться — это сильно сказано. Лет до пяти он худо-бедно вырастил меня, а после этого дяде Славе было плевать на меня. Он увлекся алкоголем, и не обращал на меня внимания, так что я был полностью предоставлен самому себе.