Онлайн книга «Семь мармеладных поцелуев»
|
— Раздвоение личности у них семейное что ли? — пробормотала я себе под нос, вставая. Закапал мелкий дождь и, пока я искала в своей бездонной сумке зонт, краем глаза увидела на асфальте намокшие кусочки бумажки. Прищурившись, я узнала в них билет в театр. Уходя, Демидов порвал его и выкинул. Чувство вины сжало мое горло. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я в который раз набрала подруге. После долгих гудков, когда я уже отчаялась услышать ее, Катя приняла вызов. — Алло, — убитым голосом сказа подруга. — Боже, я так за тебя переживала! — воскликнула я. — Почему ты не брала трубку? — Я спала, — буркнула Катя. — До сих пор? Почему не перезвонила? Ты что, за меня не волновалась совсем? — А что за тебя волноваться? — не поняла подруга. — Ты была с Ларским, в тепле и уюте его коттеджа. — Что? — опешила я. — Как ты узнала? Ты тоже там была или Саша тебе сказал? Катя презрительно фыркнула, прямо давая понять, что этот разговор ей совсем не нравится. — Ты не лошадь, чтобы фыркать! — воскликнула я, одновременно злясь на подругу, себя и Ларского. — Я сейчас приду к тебе, и ты мне все-все объяснишь, ясно?! Я шагнула под дождь и быстрыми шагами направилась к Катькиному дому. — Да что тут рассказывать? Сама поймешь, если ненадолго выкинешь из головы своего Ларского и подумаешь. — Подруга замолчала. Я услышала шуршание бумаги, а затем трубное сморкание. — Ты что, плачешь? — воскликнула я. — Почему… Не успела я договорить, как меня осенило: Катя тоже была этой ночью в коттедже, только на втором этаже и вместе с Никитой. Наверно, они оба выпили, переспали, а утром поругались и Катя в спешке уехала. Тогда Никита поехал за ней, чтобы поговорить? Скорее всего. Я замечала и раньше, с каким интересом он смотрит на мою подругу, но почему-то ни разу не допускала мысли, что она ему нравится. — Все, Кать, я уже подхожу, — сказала я. — Вытирай слезы, наматывай сопли на кулак и готовься рассказать все, что у тебя произошло с этим дураком Подольским. Видимо я произнесла все это очень твердо и уверенно, раз подруга мне даже не возразила. Лишь еще раз сморкнулась так громко, что мне пришлось отставить телефон в сторону, чтобы не оглохнуть, и тихо сказала: — Жду. Заскочив в ближайший супермаркет за ведерком мороженого, я вскоре оказалась у двери Катькиной квартиры. Пару раз позвонила, подождала, пока откроет, и, увидев ее зареванное лицо, тоже чуть не разревелась. — Боже, Анька-а-а! — провыла Катя, вешаясь мне на шею и одновременно отбирая мороженное. — Мне столько тебе надо рассказать! — Сейчас все расскажешь, — сказала я, глядя подругу по спине. — Только давай входную дверь закроем, хорошо? А то на твой вой соседей напугает. Катя отстранилась от меня, шмыгнула носом и кивнула. Я закрыла за собой дверь, скинула кроссовки и протопала на кухню, где уже кипел чайник. Достав две столовые ложки, Катя открыла мороженое, вдохнула ванильно-сливочный запах и улыбнулась. Мы принялись по очереди кунаться в ведерко и молча есть. Катю хватило ненадолго — ложки четыре, и подруга завыла белугой. — Анька-а-а! — Что? Рассказывай, лучше станет. — Анька-а-а! — Ну что? — не терпелось мне узнать, что у подруги на душе. Катя взяла салфетку, вытерла слезы и, в который уже раз шмыгнув носом, жалобно произнесла: — Я, кажется, влюбилась… |