Книга Мю Цефея. Магия геометрии, страница 16 – Александра Давыдова, Дмитрий Костюкевич, Дмитрий Орёл, и др.

— Туда не ходить, — внезапно раздается голос Тулуна.

Между двух могучих камней, поросших красным мхом, начинается озеро. На воде плавают и дробятся чьи-то тени.

— Что там? — спрашивает Француз.

— Иджираки. Если не увидишь их — плохо дело.

— А если увидишь?

Шаман хмурится в сторону озера, медленно качает головой.

— Еще хуже.

И тут костяной нож в моих руках начинает цвести ольхой. Зелень покрывает рукоять, но не сходит к клинку.

— Спрячь тупилак! — кричит Тулун. — Они видят!

Но уже слишком поздно, тени на воде уносит ветром. Их нет. Я не вижу. Я промахнулся, крепко подставил нас.

Поворачиваюсь и замечаю среди монохромных сосен одинокую яблоню. Здесь, в центре севера, где ей просто не суждено было родиться. Она расправляет ветви с яркими яблоками. На глянцевой кожуре играет солнце. Но только на красной.

— Что ты видишь? — спрашивает Тулун у Француза.

— С-собаку.

— Какую?

— У нее нет шерсти. У нее… у нее человеческие руки.

Шаман поворачивается ко мне.

— А ты?

— Яблоню, — шепчу я, — это же яблоня.

— А мне она пришла морским ветром, — говорит Тулун.

Долго вглядываюсь в переплетение ветвей. Яблоня. Черт, это просто яблоня.

— Я поймаю ветер, — продолжает Тулун, — ты сорвешь яблоко и съешь, а ты задушишь собаку.

— З-заз… Я задушу?

— Только так Ырха покажет сердце.

— Но я…

— Она въестся тебе в череп страхом. Но это надо победить. Затем она и пришла к нам, будит лукавить. У нее жестокий ум.

Я срываю яблоко. И одновременно с этим слышу вой ветра (такой яростный, словно может срезать камни). И собачий лай (такой злобный, словно доносится из-под земли, где только лава и чернота).

На таком жутком фоне моя война с яблоком кажется пустяком. Что ж, удача — это навык.

Кусаю. И мгновенно боль расползается от десен до костей. Я чудом могу стоять на ногах, изо рта идет кровь. Зубы поломались, на языке, под нёбом, в горле — осколки стекла. Это хрустальное яблоко. Хрустальное.

С ужасом я понимаю, что нужно съесть все. Понимаю не умом, но чем-то родным и забытым.

На глазах выступают слезы, когда я проталкиваю в глотку стекло. Давлюсь лезвиями.

Мир вокруг хохочет и скулит. Он одновременно глух и музыкален, как старина Бах. Он играет мне что-то чертово.

Третий укус.

В груди словно поселился рой пчел. Ледяных пчел. Или раскаленных. Мне не понять. Мне просто больно. Боже, мне так больно.

Четвертый укус.

В теле огонь. Кости опалило, расплавило. Сейчас я сломаюсь пополам и уже никогда не встану.

Пятый укус.

Приходи ко мне. Пожалуйста! Приходи, забери это из меня, как ты всегда забирала все плохое. Как ты спасла меня. Я так прошу!

Я закрываю глаза, думаю, что уже никогда не открою, а потом прикладываю последнее усилие. Руки пусты, яблока нет. И крови нет.

Провожу языком по зубам. Все в порядке.

— Скорее! — слева стоит Тулун.

Его длинные волосы растрепались, глаза стали дикими. В них больше не осталось льда, он растаял от ненависти и страха.

Поворачиваюсь к Французу и вижу, как его сбивает с ног что-то рычащее. Лысая собака. Она вгрызается в его плечо. Вырывает кусок ткани. Вместе с мясом, вместе с кровью. Француз визжит, падает на спину и начинает кататься. Собака бросается прочь.

— За ней! — вопит Тулун. — Быстро за ней!

— А он?

— Быстрее! Быстрее!

Только краем глаза я замечаю, как тени стягиваются к Французу.

Мы несемся сквозь чащу леса. Солнечные лучи больше не сияют золотом, теперь они стали непроницаемо-красными и режут темноту меж стволов. В воздухе клубится тревога. Я жду удара из-за каждого дерева. Бледные руки, костяные лица-маски, волчьи глаза — они мерещатся у каждой развилки.