Онлайн книга «Мю Цефея. Магия геометрии»
|
— Давай. — Она не спеша побрела к палатке. — Кстати, что за ракету ты запустил? — Небольшой эксперимент из подручных средств. Я обдумывал твои слова вчера, вспоминал все, что знаю о конструктах. Не так много, конечно, но выходит, что он слабеет под внешним воздействием. А мы попробуем взломать его изнутри. Она вяло улыбнулась: — Спасибо… — Ты — мое главное оружие, — шепнул я. — Просто тебе нужен голос. И вместе мы справимся. — Знаешь, я должна… — И сегодня у нас свидание при луне. — Луне? Про костер я ей не сказал. Это был маленький шедевр — особым образом подготовленный углерод, подкрашенный и структурированный так, чтобы хоть немного напоминать дерево. Собирать его пришлось из еды, при этом выкинув все белковые компоненты, которые ужасно воняют и чадят. Я очень надеялся, что нескольких бревнышек хватит хотя бы на час. Еще биоавтомат расщедрился на шашлык и свежие овощи — но этого следовало ожидать. Вот луна подкачала. Она оказалась слишком маленькой, несмотря на то что раскладное зеркало удалось приблизить на предельно возможную дистанцию до планеты. Через пару недель искусственный рефлектор сгорит в атмосфере, но сегодня он мне послужит. Света луны и костра хватит. Я рисовал ее. Я создавал свою вселенную. Форменную одежду девушки сменило полупрозрачное, словно сотканное из света луны, платье, а в игривых волнах моря едва заметно читались таинственные подводные создания. Песок наполнился жизнью: волна лизала принесенные ракушки, сбоку тихо полз, прячась, краб. Девушка на картине пела. Был ли то плач скорби или гимн луне, мне было неведомо. Я лишь старался слушать — и слышать то, что видел на картине. Я смотрел в себя и чувствовал, как где-то глубоко возникает знакомое чувство, как руку ведет тонкая линия, что говорит: послушай, ведь это обязательно будет… — Это… Безумно красиво… В шепоте Элины я слышал плач. — Я бы хотела быть там, — сказала она. — Ты уже там, — ответил я. — Платья не обещаю, но кое-что… Под светлой вуалью она нашла гитару. Недоуменно посмотрела на меня: — Ну ладно, распустил штору. А это? — Кресла первого класса. Все равно не нужны. — Ты хоть умеешь играть на ней? — А то! Полдня учился! — Нейроэмиссия? Боже… Бедный! — В ее взгляде было неподдельное сочувствие. — Ты же не скажешь, что это зря? — Нет, — прошептала она. — Только… Прости, что я — твоя головная боль. — Ой, да ладно, полдня поболело… — Двое суток, Егор, двое суток. Я поморщился. — Мужчина должен превозмогать и преодолевать. А художник — еще и страдать. Иначе искусство станет пресным. Споешь? Я играл ей, а она пела. Это была чистая импровизация: я начинал, она вспоминала что-то свое — у нее была отличная память, или же она тоже когда-то прожигала свою память машиной, — и я подстраивался под ее ритм, слова, движения и чувствовал, как медленно, со скрипом, звездный механизм приводит в движение свои шестеренки. Я слушал и видел, как из песка поднимаются снежинки и летят вверх, бьют в мое лицо, как где-то высоко уносятся ветром… — …Потому что не будет выше, смелее и слаще, Потому что жизнь перешла на бег — Мы бежим друг от друга все дальше и дальше… Я видел птиц, чертящих в небесах реверсивные трассы, я чувствовал острый запах горючего, пластиковый ковер под ногами, черный кофе на своих губах. И вино — на ее. |