Книга Мю Цефея. Делу время / Потехе час, страница 21 – Александра Давыдова, Юлия Рыженкова, Сергей Лебеденко, и др.

По дороге домой Фазанов купил масла, свеклу, кубанских помидоров к борщу, селедку и майонез. Подумал, взять ли ему водки или чачи. Выбрал чачу. Надо было напиться.

Войдя в квартиру, Фазанов услышал, как орет телевизор. Новости. Седой генерал в оранжевой куртке докладывал на камеру, что ликвидация химической катастрофы прошла успешно, никто не пострадал, жители спокойно гуляют по городу. Позади генерала стояла толпа радостных горожан.

— Как дела? Ты чего такой хмурый? — спросила жена. На ней была домашняя зеленая сорочка и фартук с желтым цветочком. В углу фартука — пятнышко. Кажется, оно там было всегда.

Фазанов смотрел на радостные улыбки горожан по телику и ничего не ответил.

Потом они ели борщ. Фазанов погружал ложку в красную жижу и наблюдал, как ложка медленно наполняется борщом. Потом Фазанов опускал ложку в рот. Жена никогда не видела, чтобы он так ел, но ничего не говорила. Она знакомыми, одними и теми же движениями загребала сразу салат, мясо и суп, громко хлюпала, отрепетированным поворотом кисти правой руки клала в борщ сметану (она всегда бахала много сметаны в борщ), рассказывала о работе, но офтальмологи всегда рассказывают о своей работе похожие истории, так что Фазанов не мог сказать, слышал он их раньше или еще нет.

Когда он поднялся из-за стола, она снова спросила:

— Так как дела?

— Что?

— Как дела? Расскажи, как дела, — сказала жена.

— Ты меня спрашивала уже, как дела, — ответил Фазанов.

— Да, но ты же не говоришь, как дела, поэтому мне приходится специально спрашивать, как у тебя дела, ну программа такая разговора, понимаешь: если не говорят, как дела, то я обязана спросить, как дела. — Жена тепло улыбнулась улыбкой, которую обычно применяла, чтобы показать, какой Леша глупый, что не понимает ее намеков.

Фазанов молча смотрел на зеленое платье, которое жена всегда носила дома, на сережку, которую она всегда носила в правом ухе, на дырку в левом ухе, где вечно не хватало сережки, на волосы, которые жена всегда убирала в строгий пучок и забирала розовой резинкой.

Фазанов ушел к себе в кабинет и закрылся. В окно было видно, как прекратился дождь, по горизонту тянулась кровавая нить, а где-то внизу, у подъезда, знакомым отрепетированным лаем лаяла соседская овчарка.

Фазанов взял со стола канцелярский нож, вытащил его до половины и выколол себе глаза.

Первый рабочий пропал в сентябре 1832 года. Вышел из кузни и не вернулся.

Спустя месяц исчезли еще двое.

«Паника… Паника хуже холодной печи в разгар смены».

Под каблуками Джеймса Несмита, владельца небольшого литейного завода на окраине промышленной зоны, хрустели головешки и шлак; желтые отвороты высоких сапог приобрели грязный оттенок. Пламя озаряло заводы конкурентов. Под ритмичный стук молотов Несмит шел сквозь цеха, мимо пудлинговых и сталеплавильных печей. Вглядывался в красные лики пламени и ярко-белые гримасы металла. Налет черного дыма был вездесущ — покрывал землю, строения, оборудование, людей, блестел бесконечным саваном. Оттого центральные графства и прозвали Черной страной. Промышленная революция словно вскрыла вены самой земли, вывернула их наизнанку.

Печь номер два не работала — из каменной груди вынули огненную душу.

Несмит остановился у прокатного стана.