Книга Мю Цефея. Делу время / Потехе час, страница 71 – Александра Давыдова, Юлия Рыженкова, Сергей Лебеденко, и др.

Кто-то всегда делает это лучше. Любое это. И суп, и букет, и оригами, я уж не говорю про прыжки в длину. Или в высоту. С шестом, например. Кто-то…

А чтобы быть кем-то, кто всегда делает это лучше, нужна самая малость. Чуть более зоркий взгляд, чуть более сильный выпад, немного проворнее руки. Ну что-то типа этого. Взять, к примеру, Масочника.

Он все время присматривается. Как та девочка, которая землянику собирает: «Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю…»

Зазевается — и пропала маска. Ее же на лету ловить надо: на землю упадет — разобьется на мелкие осколки.

Бредет Масочник по улочкам да по закоулочкам — вроде бы гуляет безмятежно, а у самого в рукаве сотни уловок припрятаны. Увидит грустного прохожего — и раз! — собачку потешную к его ногам выпустит. Прохожий улыбнется — горестная маска отвалится, тут-то Масочник ее подхватит да в карман спрячет.

Или заприметит воришку и следит за ним. Дождется, когда тот с добычей подальше убежит и остановится — дух перевести, да как свистнет! Тут сразу несколько масок: и страх, и недоверие, и злость.

Иногда приходится ему прямо на улице маски тасовать. Уж как он навострился!.. Мог бы быть лучшим игроком в серсо. Завидит, бывало, лихача, нащупает в кармане чью-нибудь осторожность, вытащит ее из-под других масок и забросит на водителя. Маска хоть и невидима, но на долю секунды обзор заслонит, а потом растечется по лицу гонщика — и вот он уже поаккуратнее рулит, да и смелости у него поубавилось. А смелость с уверенностью Масочник подберет, не думайте. Правда, случается, что тут же отдаст их робкому студенту, чтобы у него голос на экзамене не дрожал. А трусливому человеку добавит трусости, чтобы не хватило у него духа сделать что-то непоправимое; суетливому — беспокойства, чтобы тот все перепроверил и не волновался понапрасну.

Разве можно эти маски сравнить с теми, что делают на фабрике! Нет, конечно. Это как бутафорское яблоко сравнивать с настоящим. Или искусственные цветы — с живыми.

Вот только подолгу нельзя ему собирать, потому что маски срастаются друг с другом, проникают насквозь, слипаются и норовят прицепиться к Масочнику. Как только он это почувствует, так сразу бежит домой. Вытаскивает из карманов трофеи, раскладывает их пасьянсом по мастям и по силе, по значимости и по ранжиру.

Раздает нуждающимся, продает артистам.

— Занятная штукенция.

Травматолог Бабулин с интересом разглядывал розовую стрелу, лежащую в кювете. Потыкал пальцем оперенье в виде сердечка. Хмыкнул. Спросил:

— И много у вас таких… потерпевших?

Кардиохирург Голубь задумчиво посмотрел в потолок, словно туда проецировалась сводка для порционника, и пошевелил пальцами:

— Примерно семь палат.

— Ого! Впору объявлять пандемию.

— И не говори, — вздохнул Голубь. — Из операционной не выходим. Маску снимаем, только чтобы поесть. А костюм, бахилы, перчатки — как в них родились.

— А чего так? Раньше вроде бы того… само рассасывалось.

Голубь снова подумал. Неуверенно ответил:

— Оно, конечно, так. Но, во-первых, если ждать, пока оно само, то количество койкодней увеличивается. И кто нам сроки лечения прибавит? Пока фонд разродится, пока МЭСы перепишут… Во-вторых, операцию-то мы по высоким технологиям проводим. А, значит что?