Книга Измена. Во власти лжи, страница 29 – Анна Томченко

Тяжёлые шаги приблизились.

Рус оказался на пороге кухни и замер.

— Почему ты встала? — Спросил муж холодно.

— Потому что выспалась, — произнесла я тихо, не обращая на супруга никакого внимания, я специально демонстративно делала вид, будто бы его не было.

— Тебе вчера было плохо, зачем ты соскочила в такую рань?

— Просто так получилось, — произнесла я сквозь зубы и открыла холодильник, чтобы вытащить творог и сметану оттуда.

— Не крутись. Давай я сам сделаю завтрак.

— Я почти все сделала. Каша готова.

Рус нелепо застыл в проёме, потому что не знал, как реагировать на меня.

Я его раздражала своей холодностью, а ещё нежеланием идти на контакт и тем, что я дала себе слово не нарываться.

У меня был план, и надо было ему следовать.

— Понятно, — произнёс Рустам с заминкой.

Я коротко взглянула на него, заметила:

— Ты меня вообще не обяжешь, если поднимешь Тимура на завтрак.

— Хорошо.

Я отвернулась, мне показалось, что Рус должен был пойти за сыном, но он продолжил стоять.

— Есения… я… — начал медленно муж, но я не пыталась ему помочь. — Еся, мне кажется, события последних дней…

Рустам тяжело вздохнул и зашёл все-таки на кухню, отодвинул барный стул и прошипел:

— Ты можешь не суетиться, а посмотреть на меня.

Я застыла возле полки с крупами, убирая туда упаковку с овсянкой, а потом, развернувшись, протянула:

— Я не хочу смотреть на тебя, я не хочу с тобой разговаривать. Если ты этого не понял по моему равнодушному поведению, то я тебе скажу это через рот. Мне абсолютно неважно, что случилось в наших с тобой отношениях за последние пару дней.

Муж нахмурился, свёл брови на переносице.

— Есения, как ты говоришь, это неправильно…

— То как я говорю, Рустам, это единственно правильный вариант. Я и не собираюсь что-то обсуждать с тобой накануне родов. Мне важнее родить здорового ребёнка, нежели чем оказаться правой или виноватой. Поэтому все события, которые произошли за эти пару дней, будем считать, что они случились и случились, но каждый остался при своём мнении, спорить и переубеждать я не собираюсь никого.

Рустам сцепил руки в замок. И тяжело вздохнул.

— Есь, я понимаю, что ты раздражена. Ты рассержена...

— Рус, ты ничерта не понимаешь, — психанула я, разворачиваясь к мужу лицом.

Я как стояла с этой чёртовой пачкой геркулеса, так и осталась держать её в руках.

— Ты не понимаешь, какого это, когда у тебя за несколько недель до родов происходят настолько фатальные изменения в жизни, что живот беспрестанно тянет. Ты не представляешь, какого это, когда за несколько дней до родов ты слышишь от близких людей о том, что, во-первых, ты не мать ребёнку, которого ты растила чёртову прорву времени. Во-вторых, что ты не имеешь права ничего этому ребёнку сказать. И в-третьих, то, что за несколько недель до родов до тебя доходит осознание того, что муж тобой пренебрегает…

— Есения… дело вообще не в этом…

— Рустам мне наплевать, в чем дело, — вскинула я подбородок, потому что боялась не сдержать слезы, но маска высокомерия отделяла меня, отгораживала словно бы щитом, от всего этого. — Я просто не хочу ничего это обсуждать, и уж тем более влиять на положение дел.

— Есения, я тебя очень люблю,— сказал тихо Рустам. Это было нашей фишечкой, когда Рус говорил, я тебя очень люблю, я всегда капризничала и спорила с ним: нет, это я тебя люблю намного сильнее, и он потом говорил: нет, я сильнее, а я опять спорил:нет я и так до тех пор, пока мы не целовались в финале.