Книга Измена. Во власти лжи, страница 43 – Анна Томченко

— Привет, Есения. Что же ты от меня лицо воротишь? Неужели тебе не охота узнать всю правду о Рустаме и о том, почему ты столько лет растила моего ребёнка?

Я положила ладонь на запястье Алёны и, не сводя с неё глаз, чуть ли не по слогам произнесла:

— Я не собираюсь с тобой ни о чем говорить.

Я отвела её руку от себя, медленно развернулась и пошла в сторону дамской комнаты, но Алёна не хотела просто так оставить эту ситуацию.

Она поспешила за мной.

— Почему Есения, ты действительно боишься узнать, каков на лицо твой любимый супруг?

Она старалась забежать вперёд, чтобы смотреть мне в лицо, но даже несмотря на то, что я была беременна, накануне родов, я все равно умудрялась идти быстрее.

— Меня не интересуют любые разговоры с женщиной, которая продаёт своих детей, — холодно заметила я и толкнула дверь дамской комнаты. Алёна юркнула следом за мной и, перегородив дорогу к кабинкам, заметила:

— Это та правда, которую знаешь ты, а не которая была с моей стороны!

— И что ты хочешь от меня сейчас? — уточнила я, теряя терпение.

— Я хочу, чтобы ты поняла, что ничего в этой жизни не меняется. Если ты надеешься, что через пару лет, когда ты взбрыкнёшь или тебе что-то не понравится, ты не окажешься на моём месте, то ты ошибаешься, и одно дело, что я знала, Тимура воспитываешь ты. Романтичная, мягкая, воспитанная девица, но ни я, ни ты не знаем, кого он в следующий раз приведёт домой, а ты родишь скоро.

Бывшие не могут по определению говорить правду друг о друге.

Все это всегда будет подано через призму эмоций, поэтому необъективна была Алёна.

— Моего ребёнка я воспитывать буду сама, — сказала я ей и шагнула в сторону, толкнула дверь кабинки в надежде, что Алёна поймёт все без слов и куда-нибудь удалится. Но она, словно хищный зверь, замерла, и когда я, опустив крышку унитаза, села на него и стала протяжно дышать, чтобы выровнять сердцебиение, Алёна заметила:

— Так я не планировала никогда своего ребёнка оставлять.

Она сказала это через дверь, но прозвучало так, как будто бы она шептала мне это на ухо.

— Если ты считаешь, что ты чем-то лучше меня, если ты считаешь, будто бы Рустам до безумия влюблён, то ты ошибаешься. Он никогда никого не любил. Он преследует только свои интересы, и как только ты перестанешь плясать под его дудку, ты окажешься на улице.

Я психанула и с вызовом спросила:

— А что же произошло у вас, что ты оказалась на улице?

Алёна замолчала и молчание это было долгим. Настолько, что я обрадовалась, из-за того, что мне показалось, что она ушла, но когда я приоткрыла дверь, Алена стояла напротив, сложив руки на груди, прижимала к себе дутую синюю куртку серебряного цвета.

— С замашками его мириться не захотела. Я глава семьи, как я сказал, так и будет. Это мой ребёнок.

Алёна специально пародировала недовольный голос Рустама. Я не понимал, чего она этим добивается, если она знала своего бывшего мужа, то она должна понимать, какой у меня нынешний супруг. Уйти я никуда не могла, потому что, ну, это реально было самоубийством: уйти накануне родов и начать рожать черт пойми где.

Я прекрасно знала истории родовых травм, я прекрасно знала историю того, как отцы приезжали в роддом и забирали детей.

Никто не даст гарантию, что, пока я отхожу от наркоза, главврач больницы не подпишет документы о том, что я невменяемая и не передаст младенца Рустаму. Нет, я так рисковать не собиралась.