Книга Измена. Верни мне мою жизнь., страница 98 – Анна Томченко

— Мне будет больно… — задохнувшись слезами, призналась Полина, и я совсем растерялся. Мне хотелось прижать её к груди и обнимать, обнимать, обнимать… — Мне уже больно, а потом станет ещё больнее…

— Сейчас эпидуральную анестезию поставят, и боль пройдёт, — успокаивал я, но Полина поймала меня за ладонь и притянула её к своему лицу, провела моими пальцами себе по лбу.

— Гладь меня, — попросила она, и я, сидя на корточках, как гопник, ей-богу, гладил. Убирал волосы от лица, заплетал их короткую косу, чтобы не мешали, растирал холодные ноги, делал массаж. А потом нам сказали, что пора.

Полина так безумно боялась, и я не мог ни поддержать её, ни успокоить. Мне выдали медицинский халат, проводили в комнату, чтобы я обработал руки, обрядился в форму, и даже шапочку дурацкую на голову нацепили. Когда я вернулся в родовую, Полина лежала с каменным лицом. Доктор что-то рассказывал, шутил, но она не реагировала. Я тихонько прошёл и встал в изголовье.

А потом начался ад. Схватки были чаще, доктор то говорил тужиться, то расслабляться. Я, наклонившись к Полине, умолял её потерпеть, и, вот честное слово, мог бы — забрал бы себе всю эту боль, но единственное, что я мог, это успокаивать Полину и держать её за руку. В особо острые моменты Полина держала меня за руку и пыталась мне её сломать. Но я не возмущался, потому что ей больнее и она не заслужила.

— Вознесенский, — прохрипела Полина. — Наклонись-ка ко мне…

Я послушно наклонился и наделся услышать там что-то про прощение, которого никогда не будет, обиды, измены…

— Как же я тебя ненавижу, — простонала Полина, и я убрал волосы у неё со лба.

— А я тебя люблю…

— Ещё раз, — попросил доктор, и Полина закричала так сильно, что мне самому чуть плохо не стало, а потом…

— Восемь по шкале Апгар, — произнесла медсестра, и я не сразу понял, что писк — это крик малышки. Время завертелось, и мне показалось, что через пару минут вся розовая, со складочками на всём тельце малышка лежала на груди Полины и разевала беззубый ротик.

— К груди, к груди прикладываем, — напомнила медсестра, помогая Полине развязать сорочку. Малышка не сразу сообразила, что от неё требуется, и, как по мне, она не сосала грудь, а просто её держала во рту.

— Макар, — подняла на меня растерянные, полные слёз, глаза Полина. — Макар… Наша девочка, Макар. Наша маленькая Аврора…

Я забыл, как дышать. Внутри всё сжалось во время родов, а теперь фейерверк внутри вспыхнул. Он бил по всем нервным окончаниям, заставляя часто моргать, потому что в глазах жгло, а голова отказывалась думать. Я очень медленно протянул руку и коснулся кончиками пальцев сжатой в малюсенький кулачок ладошки. Пальчики-ниточки дрогнули, распрямились и поймали меня в капкан.

— Мои девочки… — пьяным от счастья голосом сказал я.

Глава 60

Сочные соцветия луговой ромашки задержались, и только к середине августа решили показаться на поле за границей дома с мезонином. Я протянула руку и сорвала их. Поднесла к лицу. Сладкий, немного с ароматом осени, запах заставил прикрыть глаза, потому что казался украденным из сказки. Я перевернулась на живот, комкая под собой плед. Солнце клонилось к закату и окрашивало поляну в золотой с примесью зелени, такая природная патина. Макар шёл медленно от дома и крутил в пальцах тоже ромашку. Его шаги стали совсем близко, и я прикрыла глаза, стараясь на слух понять, когда он дойдёт до моего импровизированного пикника и сядет рядом со мной на клетчатый и колючий плед.