Книга После развода. Бывшая любимая жена, страница 17 – Анна Томченко

— Нет, неихорошо. Иди отдыхай. Я сейчас с Машенькой всем займусь. Ты не переживай, я ещё сейчас тесто на блины поставлю. У меня здесь с собой капуста. Может быть, пирожки домашние с капустой? Давай пирожки ещё испеку?

Я покачала головой, улыбнулась.

После обеда я пошла укладывать Машу на дневной сон. Рассказывала ей сказки.

Я почти уложила Машеньку спать, когда в дверь раздался звонок. Выругавшись, я ещё раз похлопала внучку по попе, чтобы она крепче уснула. А в следующий момент я поняла, что свекровь уже торопится к прихожей, чтобы встретить визитёра.

Все пошло немножко не по плану, потому что этот визитёр взревел, как раненый зверь.

— Какого черта? Ты почему меня игнорируешь?

Я прикрыла глаза, тяжело вздыхая, понимая, что это Адам и он был вне себя от злости. В этой своей слепой злости даже не обратил внимания ни на то, что здесь его мать, ни на то, что здесь его внучка.

Я накрыла Машу тонким вязаным пледом и быстро юркнула из спальни, чтобы он не разбудил внучку. Пробежала по коридору, выскочила в прихожую и застала картину маслом.

Адам стоял как оплёванный.

Напротив него, тяжело дыша, стояла свекровь с тазиком, уже пустым, в котором она делала начинку для капустных пирогов.

Собственно, сама начинка свисала с Адама и особенно эпичным выглядел тот лоскут капусты, который качался, словно серёжка на ухе у моего бывшего мужа.

Была настолько звенящая тишина, что я боялась даже вздохнуть. Но слава Богу, Адам не боялся.

— Да вы что здесь устроили? Вы что себе здесь позволяете? — Тихим хрипящим шёпотом он произнёс и передёрнул плечами, а шматы капусты упали ему под ноги. — Твою мать. — Выдохнул он восторженно и зло. — Господи, родная мать. Родная мать решила на меня вывернуть чан с капустой.

— А все почему? — Свекровь тяжело вздохнула. У неё затряслись губы. Руки сжали почти до синевы тазик и махнув им поперёк воздуха, свекровь все-таки выдохнула. — Все потому, что вырастила не мужчину, а засранца. Потому что настолько засранец, что жену беременную бросил.

— Так, не смей лезть не в своё дело. — Хрипло выдохнул Адам, глядя на меня, но обращаясь к матери. — Ты в этом разводе не играешь никакой роли. Никто не собирается сейчас выслушивать ни какие-то твои упрёки, ни какие-то нотации.

— Нотации выслушивать не хочешь? А что же ты тогда, когда я тебе говорила не трогай, не трогай эту девочку, тоже не послушал? Не послушал! Вот теперь давись тем, что я могу тебе сказать. Глядишь, если бы поступил тогда, как я хотела, может быть, сейчас бы я и не высказывала тебе ничего. А я знала, что ты её сломаешь. Я все прекрасно знала, Адам. Я знала, что ты ни до чего хорошего не до ведёшь её. Мало того, что она тебе всю молодость живот твой штопала на маленькой засранной кухне, потому что ты то с одними братками цеплялся, то с другими. Мало того, что она тебя выхаживала после твоих разборок, и одному Богу известно сколько бы ты ещё наделал делов, прежде чем она не вынудила тебя бросить это все. И если ты сейчас думаешь, что я буду с закрытыми глазами смотреть на то, как ты измываешься над Устиньей. Нет, Адам, я не буду на это смотреть. Она мне сына спасла! Она мне сына вытащила с того света не раз! Она уберегла от каторги тебя! Сейчас бы чалился где-нибудь на зоне и ладно бы, если бы мать родную вспоминал. А так глядишь, хороший такой бизнесмен, уважаемый. Много у него торговых центров. Много у него торговых площадей. Конечно! А где бы ты был, если бы не твоя Устинья?