Книга Измена. Ты не защитил меня, страница 83 – Энди Дорн

Слёзы высыхают на ветру. Я сижу ещё какое-то время, потом встаю и иду домой. С каждым днём становится немножко легче.

* * *

Проходит неделя с того дня, как исчезла машина Максима. Странно, но его отсутствие беспокоит меня больше, чем присутствие беспокоило раньше.

Я злюсь на себя за эти мысли. Зачем мне думать о нём? Он же изменщик, предатель. Но логика не помогает справиться с растущим беспокойством.

А вдруг он не вернётся? А вдруг его записка была просто способом красиво уйти? Может, он понял наконец, что я никогда его не прощу, и решил начать новую жизнь?

Я качаю головой, прогоняя эти мысли. Какая разница? Мне же лучше без него. Спокойнее. Я могу восстанавливаться, ходить к психологу, приводить в порядок свою разрушенную жизнь, не думая о том, что он сидит там, за забором, и ждёт.

Но почему же тогда каждое утро я невольно смотрю на то место, где стояла его машина? Почему, возвращаясь с кладбища, первым делом осматриваю улицу в поисках знакомого силуэта?

— Ксюша, у тебя сегодня приём у психолога, — напоминает мама за завтраком.

Я киваю рассеянно, всё ещё думая о Максиме. Неделя — это много или мало? Может, у него действительно серьёзные проблемы?

— Мам, а как думаешь, он вернётся? — спрашиваю я вдруг.

Мама поднимает глаза от тарелки.

— Не знаю, Ксюшенька. А ты хочешь, чтобы он вернулся?

Вопрос застаёт меня врасплох. Хочу ли я? Честный ответ пугает меня самою.

— Не знаю, — признаюсь я. — Но без него как-то… странно.

Мама молчит, но я вижу — она понимает.

* * *

В кабинете Владимира Сергеевича я рассказываю о том, как хожу к могилке сына, как разговариваю с ним, как слёзы постепенно становятся не такими болезненными.

— Это очень хорошо, Ксения, — одобряет он. — Процесс горевания идёт правильно. Вы даёте себе возможность прожить боль, а не заталкивать её вглубь.

— А ещё я думаю о муже, — добавляю я неуверенно. — Он уехал неделю назад, сказал, что по делам. И я… я волнуюсь за него. Злюсь на себя за это, но волнуюсь.

Владимир Сергеевич снимает очки, протирает их салфеткой.

— А что именно вас злит в ваших чувствах к мужу?

Я задумываюсь. Что именно?

— То, что я не могу его просто возненавидеть и забыть. Было бы намного проще, если бы я его ненавидела. А так… Он предал меня, но я всё равно не могу просто вычеркнуть его из сердца.

— Ксения, а вы уверены, что злитесь именно на мужа?

Вопрос ставит меня в тупик.

— А на кого же ещё? Конечно, на него!

— Подумайте получше. На что вы злитесь больше всего?

Я закрываю глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах. На что я злюсь? На Максима за измену? На грабителя, который на меня напал? На себя за то, что не смогла защитить ребёнка? На врачей, которые не смогли его спасти?

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — говорю я медленно. — Я злюсь не только на Максима. Я злюсь на… на всё. На то, что так получилось. На несправедливость.

— Именно, — кивает Владимир Сергеевич. — Вы злитесь на ситуацию. На то, что мир оказался не таким безопасным и справедливым, каким вы его себе представляли. На то, что вы потеряли ребёнка и веру в любовь одновременно.

Слёзы снова подступают к глазам. Но теперь я понимаю, откуда они берутся.

— Да, — шепчу я. — Я думала, что если любить честно и искренно, то и в ответ получишь то же самое. Я думала, что если очень хотеть ребёнка, то с ним ничего плохого не случится. А оказалось, что мир совсем не такой.