Книга Плохой для недотроги. Я тебя испорчу, страница 37 – Ая Сашина

Когда заходим в лифт, кровь еще быстрее бежит по венам. Монашка… Что же в тебе особенного, что несмотря на сотни тараканов, тебя так хочется?..

— Можно так не смотреть? — психует вдруг девчонка.

А она горячая… Вначале мне показалось, что она как овощ. Привыкла давить в себе все эмоции, но нет. Вот они. Во всей красе. Глаза чернющие. Щеки горят. Поцеловать бы её. Вспоминаю, как в прошлый раз, когда она приехала со мной к родителям, поцеловал её. Но тогда больше был сосредоточен на реакции брата. Теперь же хочется взять эти пухлые губы только для себя.

Наверное, все грязные мыслишки отражаются на моем лице. Монашка как-то настораживается. Словно понимает в чье общество попала. Вот только бежать поздно. Лифт как раз выпускает нас, и я, быстро открыв дверь квартиры, толкаю туда тихоню.

— Что ты делаешь? — отмахивается от моей руки. Резко оборачивается, чтобы смотреть в мои глаза.

— Больно. Обрабатывай давай быстрее, — решаю еще некоторое время поиграть в мальчика-соплю. Девки любят жалеть. Вот пусть и она меня жалеет.

— Руки пока помою. Неси аптечку.

Монашка помнит, где находится ванная, и уверенно направляется в ту сторону. Иду за ней. Замечаю, что даже куртку не сняла.

— Раздевайся, — бросаю ей в спину.

— Что? — переспрашивает не своим голосом.

— Раздевайся! — стоим напротив друг друга. Перекрещиваю руки на груди, показывая, кто здесь хозяин.

Монашка белеет вся. Еще секунда, и в обморок хлопнется.

— Куртку, говорю, снимай. Жарко в квартире. Белая вся уже. Свалишься еще без чувств. Что с тобой потом делать?

— Мне не жарко! — заходит в ванную и принимается ожесточенно мыть руки. — Аптечка где?

Пытаюсь вспомнить. В теории что-то подобное ведь должно быть в этой квартире.

— На кухне, скорее всего.

— Ты даже не знаешь, где она? Чем ты обычно раны обрабатываешь? Драки ведь, как я понимаю, для тебя привычное дело?

— С чего такие выводы?

— Рана на переносице до сих пор не зажила до конца.

— Может, за порог зацепился и упал? — усмехаюсь.

— Идем, поищем аптечку, — монашка меняет тему, достает из кармана допотопный телефон и смотрит время.

Становится всё интереснее, кто её может ждать и почему она так из-за этого волнуется.

— Я тебя отвезу потом домой.

— Нет, — восклицает.

Не понимаю. Что страшного в моем предложении? Радовалась бы. Никому обычно не предлагаю отвезти домой.

Девчонка обходит меня и идет на кухню. Её напористость вновь удивляет. Когда нужно, она совсем не божий одуван, каким обычно притворяется. Тащусь за ней, чувствуя себя гостем в собственной квартире. Это смешит.

— Вот… — монашка открывает первую полку и с радостью достает аптечку. — Присаживайся, — указывает на стул.

Ни хера себе… А она фортовая, оказывается. Так быстро нашла.

— Адам… — на миг теряется, произнося моё имя, но потом вновь на лице расплывается упрямство. — Присаживайся. Пожалуйста. Быстрее.

Присаживаюсь. Она подходит, принимается за дело. Вижу, что делает всё без сомнений. Словно каждый день обрабатывает раны.

— При монастыре однажды летом учили оказывать помощь, — объясняет, читая мой вопросительный взгляд.

Но при детальном рассмотрении всё же замечаю, что руки слегка подрагивают. Если умеет оказывать помощь, почему волнуется?

— Ну, вот и всё, — делает шаг назад. — В принципе ничего страшного.

Согласен. Кроме того, что она явно намерена прямо сейчас свалить от меня.