Книга Пле(мя)нница, страница 8 – Ая Сашина

Тихо выскальзываю из комнаты и иду в ванную комнату. Принимаю душ, чищу зубы. Не включая фен на полную мощность, долго сушу волосы. Затем наношу на лицо увлажняющий крем, прохожусь по ресницам тушью, немного придаю блеска губам. Оставшись довольной своей внешностью, рискую наконец выйти в коридор.

— Доброе утро, — тут же разносится по квартире бодрый голос дяди.

— Добрый день, я бы лучше сказала, — констатирую, входя в гостиную, где Егор сидит на диване с чашкой кофе в руках. — Давно проснулся? — мысленно поздравляю себя с тем, что несмотря на гулко бьющееся в груди сердце от вида обнаженного торса Субботина, мой голос спокоен и лицо не поменяло цвет.

— Когда ты стала сушить волосы, — он задумчиво рассматривает мою шевелюру. Затем его взгляд опускается ниже, и наши глаза встречаются.

— Извини, я не хотела тебя разбудить.

— Просто непривычно просыпаться, когда в квартире есть кто-то, кроме меня. Давно позабытое чувство.

— Разве Катя не остается у тебя ночевать?

— Остается, конечно, иногда. Но она у меня такая соня, что просыпается ещё позже, чем я сам.

— Понятно. Сколько ей, кстати? Мама рассказывала о вас, но… — замираю, не зная, стоит ли говорить то, что крутится на языке.

— Продолжай, трусиха, — он поднимается с дивана и идет по направлению ко мне. Я мгновенно забываю о том, что хотела сказать. Татуировка, которую я вчера увидела на его руке, оказывается не заканчивается на плече, она витиевато изгибается и продолжается на груди. Хочется рассмотреть пристальнее эту вязь, но виновато отвожу глаза в сторону. Неприлично так пялиться. — Пошли на кухню, — он останавливается возле меня. Вблизи его глаза кажутся ещё более голубыми, ещё более бездонными. — Пора завтракать.

На автомате иду туда, куда сказал Субботин. На кухне стараюсь примоститься как можно дальше от него. Егор обладает странной способностью выбивать у меня из головы все здравые мысли.

— Так что ты хотела сказать? — напоминает он. — Что ты на завтрак хочешь? — он лезет в холодильник.

— Ничего не хочу, — отвечаю, глотая выделившуюся слюну. — Просто чая попью.

— Опять просто чай? Ты вчера за целый день хоть поела чего-то существенного? — хмурится, вглядываясь в меня. — Или так и ходила голодная?

Если честно, то он почти прав в своих догадках. Ела, конечно, что-то, но совсем чуть-чуть. Я не хочу брать чужую еду. Только говорить об этом Егору не буду. Уверена, ему это не понравится. Вот сегодня куплю что-нибудь в магазине за свои деньги, потом нормально поем.

— Я хотела сказать, что мама много рассказывала о вас. Но, мне кажется, она напутала что-то, — лучше уж говорить на эту тему, чем о еде. — Например, она говорила, что тебе уже за тридцать пять, ближе к сорока годам. Она точно не помнит, в каком году ты родился. Кате, по словам мамы, примерно, семь.

— Хорошо сохранился, да? — смеется Егор.

— Так это правда?

— Нет. Мне в декабре будет тридцать четыре только. А Кате, действительно, почти семь. Осенью в школу пойдет. Что ещё рассказывала твоя мама? — Егор открывает себе творог со сливками и садится напротив меня.

— Рассказывала, что у тебя красивая жена, — несколько натянуто рассказываю я. На самом деле всё больше раздражаюсь из-за того, что Субботин полураздет. Неужели он не понимает, что это неправильно? Мы же не на пляже в конце концов.