Книга Внутри, страница 127 – Катрин Корр

— Я пойду к себе, — говорю, положив полотенце на стол. Не хочу им мешать. — Зайду на минутку к Адель и пойду спать.

— А как же чай? — спрашивает мама. В её взгляде что-то изменилось, и это вынуждает меня испытывать глупое чувство вины.

— У меня совсем нет аппетита, мам. Я хочу немного поспать.

— Отдыхай, сынок. Ты сегодня весь день провел у постели Адель, теперь моя очередь. К тому же, я обещала ей почитать.

— С удовольствием присоединюсь! — говорит отец, зевая.

— Готова поспорить, что ты уснешь уже на первой странице романа.

— Приятного вам вечера и чтения, — говорю на прощание. — Если что — зовите.

— Спокойной ночи, сынок, — говорит мама мне в след. — Найди её, — добавляет она, заставив меня на мгновение остановиться в широком проходе. — Я где-то читала, что такое возможно.

— Любовь моя, не стоит доверять всему, что пишут в интернете, — говорит ей отец. — И вообще, сейчас лучше ничего в нем не читать.

— Как ни пытался Таггарт рассматривать письма Мойры с позиции циника, ему так и не удалось избавиться от ощущения, что эта шотландка ему более чем симпатична. Ему импонировала её манера живо, красочно и подробно описывать ежедневную жизнь обитателей поместья^[3].

Вероника? Это ты? Где ты?

Трясу головой, слыша отдаленное эхо…

— Откуда у тебя эти деньги?

Мужчина с белыми волосами трясет денежным веером перед лицом рыжеволосой девушки. Я знаю, как её зовут. Знаю, но не могу вспомнить. Как же это? Мне ведь так хорошо и весело с ней. Она знает столько сказок и так красиво умеет рисовать. А ещё у нее огромная коллекция лаков для ногтей самых разных цветов.

— Ты лазил в моих вещах?!

— Откуда эти деньги, я спрашиваю? Это тебе её мамаша отправила? Почему ты их прячешь от меня?

— Потому что они мои!

— Да что ты! Мы брат и сестра, живем вместе, значит всё, что есть в этой квартире — общее!

— Бессовестный! Тебе мало моей пенсии по инвалидности? Найди уже работу и перестань пить! Отдай сюда!

— Это наши деньги, ведь я терплю эту мелкую заразу в своем доме!

— Не называй её так! Отдай мне деньги!

— Только представь, галерея опустела! Все работы раскупили за пару дней, и Оскар требует, чтобы я начала писать в самое ближайшее время! Хочет открыть выставку в ноябре! Вот умный. Как будто мне достаточно одного дня, чтобы начать и завершить картину! К тому же сейчас на моем полотне одна сплошная депрессия: ярость, отчаяние, боль и страх. Такая работа может заинтересовать только невменяемого.

Это Настя? Где она говорит? Она где-то рядом?

— Адель, иди в свою комнату, — просит меня рыжеволосая и, наклонившись ко мне, добавляет: — Возьми флакончик с красным лаком и накрась свои ногти, а я пока помогу ненормальному дяде собрать его вещи.

— Где ты ещё прячешь деньги? А? Может, в подушках?

— Пошел к черту отсюда! Убирайся!

— Давай сюда деньги и я свалю!

— Адель, иди в комнату!

— Ты глухая? — смотрит на меня обозленный мужчина. Его красные глаза вселяют ужас, который не позволяет мне сделать и шага. — Не реви! — орет он. — Не реви, я сказал!

Он надвигается на меня, как смертоносный ураган, обхватывает огромной рукой мою шею и поднимает меня на уровень своих ужасающих глаз. Мои ноги болтаются в воздухе, и я задыхаюсь.

— Сегодня, открыв глаза и увидев за окном всё ту же серую и пасмурную картину, я подумал, что погода зависит от тебя. Как только ты очнешься, засияет и солнце.