Книга Не твои наследники, страница 72 – Елена Николаева

— Хорошо, что я тогда проглотила таблетку, — выговариваю с трудом. Горло всё ещё зажато болезненным спазмом. В глазах расплывается его озадаченное лицо. — От тебя рожать почему-то больше не хочется.

— Маша… — вздохнув, Руслан пытается прижаться к моим губам своими. Отворачиваюсь на звук своего мобильного.

— Мне нужно ответить на звонок, — сиплю, отталкиваясь от него. Не протестует. Сразу же выпускает из рук.

Молча подхожу к вешалке. Выуживаю телефон из кармана шубки. На экране номер отца. Сразу же отвечаю.

— Алло, пап. Всё хорошо?

— Машенька, это я. Тётя Вера. С папой беда…

Маша

— Машенька, это я. Тётя Вера. С папой беда…

Она говорит, а я заторможенно вникаю в суть доносящихся слов.

Я всё ещё не отошла после инцидента с Русланом, только-только начала возвращаться к жизни, выныривать на поверхность, и тут меня снова накрывает очередной мощной волной отчаяния, утягивает обратно на дно, перекрывая дыхание.

Боже мой, откуда столько испытаний на мою голову?

Чем я всё это заслужила? Чем? Согрешила в утробе матери? Тем, что появилась на свет?

Я всю жизнь свято верила в твою справедливость и доброту! А сейчас испытания сыпятся на мою голову одно за другим. Столько боли я просто не вынесу!

В глазах начинают расплываться чёрно-белые пятна. Слизистую обжигает, будто на неё насыпали соль. Слёзы не останавливаются, текут ручьями. Смахиваю их тыльной стороной ладони и опять всё по новой.

— К-как… беда..? — уловив шокирующий посыл, обессилено прислоняюсь спиной к шкафчикам. — Какая беда? Тёть Вера, что с ним? Не молчите…

Пробую вдохнуть, но в лёгких что-то заедает. Они перестают функционировать в самый неподходящий момент. Как старый заржавелый механизм, в который всадили острый нож и для надёжности провернули. Воздух с болью стопорится на середине пути. Прекращается вентиляция. Функции не возобновляются ни со второй, ни с третьей попытки вдохнуть.

— Держись, деточка. Все мы под Богом ходим. Никто не вечен…

В глазах резко темнеет, хоть за окнами стоит ясный зимний день.

Что она хочет этим сказать?

— Вы о чём? — из горла прорывается слабый дрожащий хрип. — Господи, тёть Вер, он умер? Папы больше нет? Что с папочкой? Что с ним?

Сознание затягивает тёмной и непроглядной пеленой. Давит на макушку с такой силой, что впору съехать по дверце вниз и превратиться в безжизненный комок плоти.

Задыхаюсь. В голове не прекращается раздражающий гул. В ней звучат десятки голосов. Разрывают мозг на тысячу кусочков. Эхом, где-то на задворках, гремит сердечный ритм. С ненормальными перебоями. То замедляется, еле-еле прокачивая кислород по венам, то стремительно поднимается до максимального.

«Бах! Бах! Бах! Бах…» — оглушающе звенит в ушах на ряду с голосом тёти Веры.

— Инсульт случился, доченька. В коме он. Скорая увезла пару минут назад. Я пришла к нему, чтобы приготовить обед. Мы немного поговорили. Тебя вспомнили. Переживал он, как тебе в столице живётся. Не обижает ли муж. Твой голос ему не понравился, будто бы ты плакала, но не хотела, чтобы он об этом знал. Затем подошёл к шкафчику, потянулся за чашкой и упал. Прямо на мои ноги головой. Я даже среагировать не успела. Господи Иисусе, что же с ним будет теперь? Машенька?

Тётка начинает реветь и причитать. Мне становится совсем дурно. Прикрываю на секунду глаза, осуществляя медленный вдох, а когда распахиваю веки, встречаюсь глазами с моим мучителем. Он рядом стоит. Руки держит в карманах брюк. Смотрит на меня в упор. Взгляд серьёзный. Пробирающий до мурашек. Требующий немедленных объяснений.