Книга Собственность Дьявола. Право на семью, страница 85 – Елена Николаева

— Молчи, — хриплю я, ласково поглаживая изгиб тонкой шеи и вспоминая, как ласкал это место языком… и как меня штырило от вкуса её кожи. От её упоительного запаха. От тягучих, гортанных стонов…

— Почему он, Маша? Почему Гера? — горло перехватывает спазм. Поднимаю веки. Ловлю её взгляд. Отстранившись на несколько сантиметров от Машиного лица, срываю с шеи бабочку и сую в карман. Торопливо расстёгиваю верхнюю пуговицу на рубашке. Делаю резкий вдох и следом выныриваю из пьяного морока. — Ты же понимала, отдавала отчёт тому, что сделаешь нас врагами?

— Почему суррогатная мать? — жена отвечает вопросом на вопрос. Голос сиплый. Почти безжизненный. Но бьёт прямо в цель, на какой-то миг лишая дара речи. — Чем тебя не устраивала я? Ты отправил меня на аборт!

«Лиза, Лиза, Лиза, мать твою… Л-и-и-з-а-а-а…» — раздражение достигает пика. Закипаю, зажмуривая глаза. Достаточно одного воспоминания об этой женщине, и меня передёргивает.

«Как же я, сука, влип!» — сведя до боли челюсти, фокусирую на Маше негодующий взгляд.

— Устраивала. Всем. Абсолютно всем. Чужой ребёнок не устроил.

— Это был твой ребёнок! Твой! — в грудь толкая, выкрикивает она. — Но ты пожелал от него избавиться!

Её слова сердце режут по живому. Крючьями душу вспарывают. Перекрывают кислород.

Лихорадочно поймав лицо Марии в ладони, к своему притягиваю. Глаза в глаза. Слепну от транслируемой ненависти.

Не может она меня люто ненавидеть.

Не должна.

И почему «ребёнок»? У неё ведь двое. Двойняшки… Эта мысль мне покоя не даёт с тех пор, как я о них узнал.

Каждый раз, когда думаю об этих детях, за грудиной всё в фарш перемалывает…

— Я этого не знал, — горячечно шепчу ей. — Тогда не знал. У меня были причины думать иначе. Прости, Маша. Господи, прости… — яростно выдыхая, вжимаюсь носом в тонкую переносицу, жмурюсь до такой степени, что перед чернотой век яркие пятна расплываются, а потом глаза резко распахиваю, не выдерживая боли. — Если бы я горел желанием тебя почистить, всё сделали бы в ту же ночь. Тебя не трогали. К плоду не прикасались. Я не смог отдать приказ. Понимаешь? Не смог. Я бы хотел всё отмотать назад, но это невозможно. И мы тогда не оставили друг другу выбора. Ты сама дала мне повод думать иначе. Я сгорал от ревности, от предательства, от собственной ярости сходил с ума! Когда примчался в клинику, мне сообщили о твоей смерти. Я почти год себя ненавидел. Я себя проклинал!

* * *

— Хватит! Замолчи, Руслан. Думаешь, я всё забыла? Из-за тебя погиб мой муж. Ты сам толкнул меня в пропасть! Сам! Я тебя об этом не просила. Отпусти меня! — захлебнувшись эмоциями, Мария вцепляется мне в запястья. Раздирает их ногтями, но эта боль ничто в сравнении с той, что растет у меня в груди.

— Не отпущу! — рычу я, повторно прижимая собой к двери.

Как отпустить того, кто дорог? Кого всей душой любишь! Женщину, которую я уже не надеялся увидеть на этом свете. Нет, я не хочу её отпускать! И чем громче и настойчивее она это требует, тем яростнее становится во мне протест.

Не отпущу! Она моя по праву.

— Мерзавец! Сначала ты отрекаешься от меня, а затем покупаешь за сорок миллионов! Что ты себе позволяешь? — жена шипит и брыкается, вынуждая наши тела высекать искры и поддерживать огонь. — Я тебя ненавижу! Ненавижу, Руслан! Отпусти!