Книга Девочка-наваждение, страница 68 – Натали Лав

И завершающее:

— Пока.

Мне не нравится, что он с ней разговаривал. Очень. Я ничего не забыла и не простила. И вряд ли смогу.

Отталкиваю его:

— Что ты мне врешь! Не вернулся он к родителям… Ага, как же. Сам все заработал! Да без начального капитала никакое дело не пойдет! — это я могу утверждать смело, не даром меня Ханна несколько лет натаскивала в бизнесе, Давай, вали к ним. А меня и мальчишек оставь в покое!

Борис очень сдерживается, чтобы не вспылить. А меня какая муха укусила? И в то же время я не могу сдержаться. Лучше не рассказывала бы ему ничего. Как сейчас чувствую дикий страх и мучительный холод того дня, а потом еще взгляды Матвея, которые заставляли меня осознать, что я пробила дно собственной глупостью. Это был горький урок. Повторения я не хочу. Я не вынесу!

— Алис, уймись. У отца рак, — говорит он негромко.

Хочу закричать, что мне нет до этого никакого дела. Что буду рада, если этот урод сдохнет в страшных мучениях. Кажется, все это отражается на моем лице, потому что Борис мрачнеет. Становится словно грозовая туча.

Я прикусываю себе язык. В буквальном смысле кусаю себя за кончик языка. Так меня учила делать тетка, когда по ее мнению мой русский темперамент брал верх на немецкой логикой.

— У тебя есть кто-то? — ошарашивает меня Боря резким переходом.

Может соврать? Он взбесится… Но когда проснутся Артур и Павел. И что я им скажу? Что их мама дура и истеричка, не умеющая решать проблемы, которые сама и заварила? Нет, так не пойдет. Дети обрадовались тому, что у них есть отец. Борис тоже светился от радости, как новогодняя елка.

— У меня никого нет. Но и с тобой мы — чужие люди, которые не виделись несколько лет. Или хочешь сказать, что хранил мне верность все эти годы?

— Алиса, мы долго не виделись. Это правда. И женщины у меня были. Это тоже правда.

Что-то начинает колоть в левой стороне груди. Женщины… Другие… Красивые… С которыми ему было хорошо… Пока я, как проклятая, что-то всем доказывала… Он их целовал… Обнимал… Занимался с ними сексом… Заботился…

— Это были лишь временные связи, — отвечает он на мои мысли.

Я ведь не произнесла этого вслух? Ведь нет?

— А семью я хотел и хочу с тобой. Потому что, если бы было по-другому, меня здесь не было бы. И сейчас я съезжу к матери, поговорю с ней, потому что в этой ситуации я не могу сделать вид, что они мне никто. Но я вернусь сюда. Потому что обещал нашим сыновьям, что поиграю с ними, когда они проснутся. Теперь у нас с тобой есть время. Никто не будет вмешиваться. Мы сможем спокойно во всем разобраться и принять взвешенное решение. Я очень надеюсь, что ты тоже повзрослела. Что я найду тебя в этой квартире. Хорошо?

Горло перехватывает, так что говорить не могу. Но я киваю, хотя и сомневаюсь, что я выросла.

Особенно, когда его телефон снова звонит и он вновь отвечает:

— Да, мам? Еду я, еду, — он прерывает разговор с ней слишком быстро.

— Вот ключи от квартиры. Я больше не буду запирать дверь. Потому что хочу тебе верить.

Он кладет ключи на кухонный стол. Они звякают. А Борис уходит. Слышу хлопок двери и только спустя пять минут иду проверять, закрылась ли входная дверь. Потом возвращаюсь на кухню и не плачу, вою, как раненное животное, вцепившись зубами в кухонное полотенце. Не знаю, почему так обидно. Умом я все понимаю. Это его родители. У них в семье большое горе. И я не имею никакого права вмешиваться. Да и если глубоко копнуть в себя, не желаю я Бориному отцу такой страшной болезни и невыносимых страданий. Когда человек так мучается, радоваться этому нельзя. Но свою боль простить родителям Бори не могу. Тем более, что они о прощении не просили.