Книга Ты (не) моя, страница 23 – Натали Лав

Когда сажусь, то не выдерживаю.

— А если я всё же беременна? — духу посмотреть на мать Егора не хватает.

— И что? Или ты думаешь, что родишь "неведому зверушку"? — судя по голосу, они ни капли не испугалась.

— Нет. Но… Вся эта обстановка…

— Обстановку, Нина, мы разрешим. А ребенок — ребенок это здорово. Просто так дети сюда не приходят. К сожалению, лиди об этом не задумываются. А после того, как сделали что-то непоправимое.

Я понимаю мать Егора. Сама бы ни за что не смогла бы избавиться от собственного малыша.

Возле больница волнение усиливается. Но я стараюсь держаться изо всех сил. Егор сильно пострадал. Ему нельзя нервничать. И мне, возможно, тоже.

Наталия быстро идет по коридорам, я спешу за ней.

— Здравствуйте, Наталия Васильевна, — произносит крупный мужчина в белом халате.

— Здравствуйте, Станислав Давидович. Нам можно к Егору?

Врач осматривает нас с головы до пят без особого восторга.

— Егор лучше себя чувствует. Но дамы! Без душещипательных историй. Вываливать на него правду будете позже. Ясно?

Мы согласно киваем. И направляемся к палате. Наталия стучит в дверь и заходит, не дожидаясь ответа. Меня держит за руку и тянет за собой.

— Егор, смотри кого я привела!

А я — я вижу его. И от каждой его царапины мне больно, как будто они на моем теле. В бинтах и синяках, осунувшегося. Но живого.

— Егор! — всхлипываю у порога палаты.

Его мать отпускает мою руку и выходит за дверь.

А я иду к нему. Не кидаюсь. Хотя очень хочется. Кинуться ему на шею, обвить его руками, втиснуться в его тело — только так я могу поверить, что то, что я вижу его — это не сон и не игра моего воображения.

— Нин… — зовет он меня.

Я вижу его глаза. И это самое главное. Можно вообще больше ничего не говорить. Я вижу то, что чувствую сама. Ничего между нами не изменилось.

И никогда не измениться. Ни спустя день, ни спустя год, ни спустя тысячу лет. Я буду всё также любить вот этого мужчину. Только его одного. И больше мне никто не будет нужен.

Опускаюсь на стул возле больничной кровати. Вместо всего того, что хочу сделать беру обеими ладонями его руку.

— Слава богу, ты — живой! — слезы льются давно. Но я даже не пытаюсь их вытирать.

— Я так боялась… Так боялась, что он сказал правду… — шепчу сквозь рыдания.

— Нин, не плачь. Я же обещал тебе, что всегда буду с тобой.

— Мгу, — больше ничего сказать не могу.

Лишь щекой прижимаюсь к руке Егора.

Егор

Я почувствовал себя живым лишь тогда, когда в мою палату вошла Нина. Пожалуй, я сам себе не отдавал отчета в том, как мне её не хватало всё это время. Не хватало её нежного голоса, ласковых рук, такой красивой улыбки и податливых губ. Её всей мне не хватало. Как будто, когда делали операцию, отрезали половину легких или сердца.

Как я боялся того, что с ней может сделать этот урод — её муж. Я уже понимал, что для этого человека нет никаких рамок. Есть только один закон — его желание.

Но вот чудо свершилось — Нина здесь. Рядом. Плачет. А её даже обнять не могу.

— Что это? — голос хрипнет.

Я осторожно разворачиваю ее лицо боком к себе. На губе — ссадина, сквозь тон просвечивает сине-фиолетовое пятно.

Кровь вскипает в жилах. Я ненавижу собственную беспомощность. Были бы у меня сейчас силы, я бы его убил.

Нина тут же отстраняется, смотрит испуганно.

— Ничего, — шепчет. И в глаза не смотрит.