Книга Без памяти во лжи, страница 66 – Настя Петухова

Эта мысль только подогревает мою злость. Она тронуламоюдевочку. И обязательно пожалеет об этом.

Сажусь обратно, откидываюсь на стул. Ночь тянется, коридор пустеет, и тишина, опустившаяся на больницу, давит на меня.

Смотрю на дверь, и сердце сжимается. Эмили вспомнила свою жизнь, в ней нет для меня места. Нет, но я не уйду. Я останусь здесь, буду ждать, пока она не посмотрит на меня снова. И я не дам никому — ни Веронике, ни этому миру, полному лжи и грязи, — тронуть её. Она моя девочка, я сделаю всё, чтобы она была в безопасности. Даже если она возненавидит меня за это.

Сон не идёт.

Стоит мне хотя бы на секунду прикрыть глаза, вижу её — лицо, улыбку, взгляд... ночь тянется бесконечно долго, скорее бы утро.

Арес

Утро приходит тихо, с мягким светом, что пробивается через большие окна больницы.

Я так и сижу на стуле в коридоре. Спина затекла, глаза горят от бессонной ночи, но я не чувствую усталости — только тревогу и решимость.

Сегодня я увижу Эмили. Сегодня я скажу ей правду. Больше нельзя тянуть, нельзя прятаться за молчанием. Она вспомнила, кто она, и я должен дать ей ответы, даже если это разобьёт всё, что было между нами.

Встаю, потягиваюсь, разминаю шею. Первым делом вызываю охрану — тех двоих, что приставил к палате ещё ночью. Они появляются быстро, высокие, молчаливые, с напряжёнными лицами. Я смотрю на них, сжимаю челюсть.

— Никого не впускать, — голос звучит твёрдо, как сталь. — Никого, кроме врачей и меня. Если что-то пойдёт не так, вы знаете, что будет.

Они кивают, занимают пост у двери, и я ухожу. Мне нужно сделать кое-что перед тем, как войти к ней.

Сажусь в машину, еду в ближайший цветочный магазин — маленький, с витриной, полной роз и лилий. Выбираю персиковые розы — нежные, тёплые, как её улыбка, что я видел в ресторане. Их много, целый букет, и я представляю, как она посмотрит на них, как, может быть, улыбнётся.

Это глупо, наверное, но мне хочется, чтобы она почувствовала, что я здесь и никуда не уйду, сколько бы ни гнала.

Когда возвращаюсь в больницу, перехватываю медсестру в коридоре. Она как раз несёт поднос с завтраком в палату Эмили. Останавливаю её, киваю на поднос.

— Я сам отнесу, — она смотрит на меня удивлённо, но не спорит и молча отдаёт его. — Дайте вазу для цветов.

Женщина кивает, исчезает за дверьми сестринской и возвращается с простой стеклянной вазой. Я беру её, поднос, цветы и иду к палате.

Сердце бьётся быстрее, чем обычно, и я чувствую себя мальчишкой, который впервые идёт на свидание. Нелепо, но я не могу остановить это, да и не хочу...

Стучу тихо и осторожно. Тишина. Она не отвечает. Приоткрываю дверь, вхожу и слышу шум воды из душевой.

Эмили там.

Решаю подготовиться к её возвращению. Ставлю вазу на столик у окна, аккуратно расправляю розы. Их запах мягкий и ненавязчивый разносится по помещению. Надеюсь, что ей понравится. Закончив все приготовление, остаюсь с подносом в руках и жду.

Время тянется, как резина. Каждая секунда стучит в висках.

Наконец, дверь душевой открывается и... выходит Эмили.

Маленькая, беззащитная, уязвимая, завёрнутая в белое полотенце, что обнимает её тело. Кожа чуть розовая от воды, мокрые волосы падают на плечи, капли стекают по шее, ключицам, исчезая в ложбинке.

Она прекрасна — идеальная фигура, мягкие линии, естественная, без всей этой вычурной роскоши, что любила Селена.