Книга Без памяти во лжи, страница 81 – Настя Петухова

Он учится не настаивать, давать мне свободу. Для него это сложно, но он искренне старается. Что не может не радовать.

Смотрю на него, хочу возразить, показать характер, но не могу. Его забота — не давление, пусть и местами это выглядит именно так. Он делает, как умеет, и это по-настоящему. Поэтому я соглашаюсь.

В субботу утром он забирает меня из общежития на своём чёрном внедорожнике. Я сажусь рядом, бросаю сумку на заднее сиденье, и мы едем.

Дорога длинная, но тишина между нами не тяжёлая — она спокойная, почти уютная. Я смотрю в окно, на поля, что мелькают мимо, и думаю о том, как он вмешался в лечение мамы.

Он рассказал мне об этом в больнице — что связался с врачами, настоял, чтобы они занялись ей усерднее. И это сработало. Её выписали неделю назад, когда она стремительно пошла на поправку, и я знаю, что это его заслуга.

— Спасибо, — говорю вдруг, поворачиваясь к нему. — За маму.

Арес мельком бросает на меня взгляд, на секунду отвлекаясь от дороги, уголки его губ приподнимаются.

— Не за что, — отвечает он. — Я хотел, чтобы она была в порядке. Ради тебя...

Киваю, чувствуя, как тепло разливается в груди. Он не просто помог мне, он помог моей семье — самому близкому человеку во всём мире, и это значит больше, чем я могу сказать. Благодарность, что я испытываю, находится где-то на уровне души.

***

Мы приезжаем в деревню к полудню. Та же улица, тот же дом...

Я вижу маму через окно — она возится на кухне, наверное, что-то готовит. Сердце сжимается от радости. Выхожу из машины, бегу к двери, и она открывает её, едва я стучу.

— Эмили! — голос дрожит от счастья. Она обнимает меня, крепко, как в детстве, и я чувствую запах её духов — лаванда и что-то домашнее, родное. — Как же я скучала по тебе, моя девочка!

— Я тоже, мама, — шепчу я, прижимаясь к ней.

Она отстраняется, смотрит на меня, и я вижу слёзы в её глазах. Она похудела, лицо чуть бледнее, чем раньше, но она жива, она здесь, и это главное.

Слышу шаги за спиной, оборачиваюсь и вижу Ареса — он стоит у машины, с моей сумкой в руках, высокий, спокойный, но с лёгкой улыбкой.

Мама замечает его, хмурится, но скорее от недопонимания и удивлённо смотрит на меня.

— Это тот мужчина, что навещал меня в больнице? — спрашивает тихо, кивая на него.

Я улыбаюсь, беру её за руку и подвожу к застывшему мужчине.

— Мама, это Арес, — представляю. — Мой друг. Он помог мне, когда я была в больнице. Не бросил в беде.

Она смотрит на него внимательнее, потом кивает, и я вижу, как её лицо смягчается.

— Спасибо вам, — голос тёплый, искренний. — За мою девочку.

Арес кивает, подходит ближе, ставит сумку у крыльца.

— Рад помочь, — говорит он просто, но я вижу, как он смотрит на меня — с теплом, что я уже знаю.

Мы заходим в дом, и я рассказываю маме ту же историю, что и в университете: авария, больница, амнезия, выздоровление. Она слушает, сжимает мою руку, качает головой, тихонько плачет.

— Какой ужас, — шепчет она. — Но ты здесь, живая. Это главное.

Я решаю не говорить о Селене, о том, как я оказалась в доме Ареса, о том, что он знал правду и молчал. Это слишком сложно, и я не хочу её пугать.

Арес сидит с нами, пьёт чай, что мама наливает ему в старую кружку, и молчит, но его присутствие как-то странно успокаивает меня.

Мама спрашивает его о работе, о городе, и он отвечает коротко, но вежливо. Я вижу, как она смотрит на него — с благодарностью, с лёгким любопытством, — и понимаю, что он нравится ей, хоть она и не знает всей правды.