Книга Предать нельзя Любить, страница 67 – Лина Коваль

Становится немного холодно, поэтому я закутываюсь в полотенце и приземляюсь на кровать. А потом из прихожей слышится моё имя.

— Ты куда? — спрашиваю обеспокоенно, выглядывая из спальни. — Случилось что-то?

— Отец позвонил, — говорит Арсений раздражённо, натягивая кроссовки. — Попросил срочно приехать. Ложись отдыхай, Ари.

— Только осторожнее, ладно? На улице гололёд.

Внутри что-то лопается. Какое-то смутное предчувствие, которое хочется непременно смыть с себя.

— Ты чего разволновалась? — спрашивает он внимательно. — Иди сюда, я тебя успокою.

Придвигаюсь к нему и вжимаюсь покрепче. Он такой высокий и настоящий. Сильный. Мой. Упираюсь лбом в приятную на ощупь ткань чёрного пуховика. Под сердцем жжётся острое чувство вины, практически перестаю дышать и замираю.

— Я тебя люблю, — проговариваю еле слышно, как бы оправдываясь. — Всегда любила.

*

Беспокойное чувство словно рыболовная сеть вытягивает меня со дна и медленно направляет к свету. По пути встречаю самых близких…

Сначала мама… Моя мамочка! В последний раз я её видела в пять лет, поэтому практически не помню тонкий образ, но бережно храню в закоулках памяти аромат светлых волос и то, как она улыбалась.

Мама держит перед собой раскрытую ладонь. Не успеваю её коснуться, потому что гадкая сеть всё ещё управляет моим телом.

Затем сталкиваюсь с Виктором Андреевичем, мужем мамы. Он отчего-то дьявольски хохочет и потирает ладони. Справа от него вырастает Тёма, мой бывший парень. Он, как и в день, когда мы виделись в последний раз, называет меня бездушной тварью и смачно сплёвывает.

Арсения я встречаю, уже почти вынырнув из толщи воды. Его глаза практически слились с цветом морской пучины, а на лице выражение горького разочарования… И уязвимости. Такой мужской уязвимости, которую не принято демонстрировать.

— Арс, — кричу я, пытаясь ухватиться за широкие плечи любимого.

Но не успеваю, потому что сеть наконец-то вырывает моё сознание из сна, и я разлепляю глаза…

— Арс, — зову еще раз, проверяя рукой соседнюю подушку.

Поднимаюсь на кровати и встречаюсь с теми же глазами, что и во сне. Только теперь в них нет уязвимости. Вообще, вряд ли в реальности кто-то видел на этом суровом лице подобные эмоции. В его руке… красная папка.

Сердце сбоит, пропускает удары один за одним. А те, что все-таки случаются, бахают прямо в ребра.

Боже, нет, пожалуйста! Он всё узнал!

Быстро пробегаюсь глазами по полуобнаженному телу. Милый шрам на плече, который целовала много раз перед сном. Основательные мышцы на груди, безупречный пресс и тонкая дорожка коротких волосков, уходящая в пах. На ногах те же спортивные брюки.

Если он все узнал, я вижу его… такого в последний раз… В последний раз…

Возможно, он замечает, как сотрясается мой подбородок, потому что нарушает тягостное молчание:

— Пошла вон, Арина, — кивком указывает на дверь.

От страха и острой боли не могу дышать. Словно снова со всей дури окунули.

Его глаза снова холодные и пустые. На лице брезгливая маска. Ни намёка на то, что еще пару дней назад в любви признавался.

— Я не виновата, Арс, — сбивчиво шепчу. — Ты… утверждал, что каждый человек имеет право на защиту.

В меня летит нижнее бельё и мятое платье.

— Ты не человек! — цедит он глухо. — И тебе придётся за всё ответить…

Вскакиваю и не замечаю прорывающейся плотины из слез, словно в замедленной съемке надеваю стринги и лиф. Поясницу припекает от обжигающего ненавистью взгляда.