Книга Предать нельзя Любить, страница 69 – Лина Коваль

— Лучше расскажите, как вы? — голос трясётся от волнения и страха.

Луневич всегда был таким сильным. В чем — то резким. В чем — то вызывающим. Даже грубым.

А сейчас похож на обычного старика. Умирающего старика…

— Да что уж теперь про меня рассказывать, — слегка вздыхает и уводит взгляд в окно. — Ты ведь беседовала с моим лечащим врачом? Я просил его, чтобы он с тобой связался и в документах указал тебя, как единственного родственника.

Его признание настолько внезапное, что я не сдерживаю всхлип. Складываю пальцы в замок и стискиваю что есть силы.

Каким бы он ни был человеком, он тоже самый близкий… А еще дядя Витя искренне, на протяжении внушительного отрезка времени, любил мамочку. Горько и несправедливо, что последняя ниточка, связывающая меня с ней, кажется, обрывается…

— Не простил? — спрашивает, впиваясь умными глазами в моё лицо.

Качаю головой. Снова всхлипываю.

— Сука, — выговаривает Луневич со злостью. — Эти Долинские принципиальные сволочи. Сынок весь в папашу.

— Не ругайтесь, — предупредительно вскидываю руку перед собой. — Я сама виновата.

— Это я виноват, дочка. Я же знал, что тебе неприятно выполнять мою просьбу. Но азарт и желание одерживать верх настолько заполонили глаза, что я толкнул тебя в этот свинарник.

— Сама согласилась же.

— Прости меня. Если сможешь, прости, дочка. Не все люди бывают порядочными. Наверное, так я и оправдывал себя на протяжении жизни, когда защищал в суде исключительно за деньги, а не за идею. Но видишь, — его морщинистая рука слабо вытягивается. — Бог умеет раздавать всем по заслугам.

Тут уж я окончательно не выдерживаю, и слезы, к которым за последний месяц уже привыкла, вновь выскальзывают из глаз.

Рыдаю почти безмолвно. Долго. Оплакиваю всё, что произошло со мной. Свою наивность, первую любовь и, конечно, то как судьба не благосклонна к отчиму.

Врачи надеялись, что операция ему поможет, но жизненно важные показатели в крови пока не соответствуют норме. Нужно ждать. И верить в чудо.

— Давай я поговорю с ним, — предлагает он еле слышно. — Ведь видел вас вместе. Тоже полюбил тебя этот ублюдок. Ходил важный, счастливый. Летал.

— Не надо, — мотаю головой. — Я сама еще раз попробую.

— Узнаю я, кому потребовалась эта папка злосчастная, — снова злится. — Узнаю и руки оторву.

— Нет, — поспешно вскрикиваю. — Ничего не стоит выяснять. Хватит об этом вспоминать. Я… еще раз поговорю с Арсением. Если он меня хоть капельку, на самом деле любил, обязательно простит. Должен простить.

— Эх… — прикрывает глаза от усталости Виктор Андреевич. — Девчонка ты совсем. Хотел сообщить тебе, когда все срастется, но скажу сейчас.

— Что? — недоуменно вглядываюсь в его хитрое выражение лица.

Вроде и без сил он, тело слабое. А иногда, как взглянет, так жутко становится.

— Отца твоего ищу. Нанял частного детектива.

— О, — изумленно прикрываю рот ладонью. — Думаете получится? Я о нем ничего не знаю.

— Всё получится. Жалко мне тебя. Я помру, совсем одна останешься. Спутаешься со своим тупоголовым Артемкой, он тебя по миру пустит.

— С ним не свяжусь, — возражаю. — Обещаю.

— Ладно. Пока сильно не радуйся. И приходи почаще.

— Я приду, обещаю, — меня одолевает какой — то приступ нежности, и я хватаю отчима за руку. — Вы только живите, дядя Витя.

Он ласково гладит меня по волосам, едва дотянувшись.